Из состояния феодально-коммунальной раздробленности не смогла с успехом выйти к капитализму Северная Италия. Торговля и политическая конкуренция между городами свелась в основном и постепенно к конкуренции военной и политической. Возможно, и скорее всего, именно преобладание внешней торговли (на Восток и Юг) над внутренней торговлей, над северо-итальянской региональной торговлей и определило судьбы Италии. Заинтересованность в монопольном господстве на внешних рынках, борьба между крупнейшими центрами за внешний рынок (а это следствие слабой периферии, колонизуемой периферии, периферии, отвлекающей от торговли и привлекающей к войне), это воспрепятствовало расширению внутреннего рынка Северной Италии.
Узость ли рынка, ориентация мануфактуры на вешний рынок, слабость ли внутренней связи северо-итальянского города и сельских коммун, жестоко эксплуатировавшихся со стороны городов «административными» методами (что, по сути, тоже означает появление застоя в развитии сельского хозяйства Северной Италии, некоторой натурализации города), что также сужало и разрушало складывающийся внутренний рынок – взвесить эти факторы между собой – дело историков. Следует отметить, что и в капиталистическом развитии Нидерландов, и в Англии – роль внешнего рынка для первоначального капиталистического накопления была очень важной, возможно, равной или большей, чем роль внутреннего рынка. Поэтому и для Северной Италии закрытие торговых путей на Восток с приходом турок-османов явилось завершающим, подводящим итог моментом.
Раздробленная политически Италия постепенно снова феодализируется. Горожане покупают земли, становясь новой земельной знатью. Города попадают во власть городских диктаторов и светских князей, что, кстати, связано с вырождением экономической основы городской демократии – разорением мелких и средних ремесленников, появлением городского люмпена, кормящегося за счет города, готового за обещания социального обеспечения идти за любым диктатором.
Наконец, Италия попадает в разряд национально-порабощенных государств.
Оказалось сорванным и буржуазное развитие городов Северной Испании («эрмандады»). Освободительная война против арабов – реконкиста – видимо, сильно увеличила здесь роль военно-служилого сословия – дворянства. Рост престижа и политической власти военного сословия привело к тому, что городская буржуазия и ремесленничество оказались на вторых ролях. Дворянство и королевский аппарат еще более усилились, когда, используя успех испанского городского ремесла и судостроения, Испания вышла в Новый Свет (причем государство получило мощные финансовые средства, независимые от деятельности городов и ремесел), а восстание городов за коммунальные, т.е. буржуазные торговые свободы («коммунерос»), потерпело поражение (1521). Обогатившееся на грабеже колоний государство стало тратить денежные средства на закупки промышленных импортных товаров. Подрывая тем самым местную испанскую промышленность. Подрыву ее послужила и вполне закономерная политика экспорта дворянством сырья – шерсти мериносов, поскольку в связи с притоком драгоценных металлов цены на промышленные товары внутри Испании были выше, чем в остальных странах Европы. Экспансия за океан способствовала оттоку свободного населения из города и деревни. Деревня, интенсивно, эксплуатируемая дворянством, опустела. Испания стала ввозить хлеб и промышленные товары извне. Промышленность, задавленная к тому же налогами. Невыгодными таможенными тарифами, пришла в упадок.
Расширение цивилизации на Америку и Восток далось Испании а также Португалии ценой задержки собственного промышленного развития, но отметим, что эта задержка опосредована ростом сильной и бюрократической центральной власти, ставящей политические и военные интересы выше и намного выше интересов городских ремесленных и торговых слоев.
Северная Италия и Пиренейский полуостров – примеры срыва начинающихся буржуазных отношений.
Обобщенно можно характеризовать причинами этого срыва большое влияние докапиталистической периферии (влияние, увеличивающееся с развитием средств транспорта – дальнего мореплавания; бесконечно дальняя периферия, т. е. не периферия вовсе, стала, возникла как периферия) в момент, когда мануфактура еще не укрепилась, в момент, когда значение города и ремесла для всего общества еще не стало существенным, а широта рынков для мануфактуры еще не приобрела достаточных размеров.
Пиренеи – роль арабов и роль первого открытия Нового Света и путей в Индию – первый грабеж еще не требует мануфактуры, для него достаточно развития западноевропейского ремесла.
Италия – роль Востока и восточной торговли, борьбы между городами, срыв развития мануфактур при новых волнах вторжения кочевников (тюрок).
Естественно влияние периферии выражается как тормоз через чрезмерно вырастающую функцию государственного образования. Слабая периферия усиливает роль государства (пусть даже в форме городской республики нобилей или капитаната) и через это усиление ослабляет социальное, политическое, а позже и экономическое значение ремесленного и торгового, в будущем буржуазного, сословия. Государственная иерархия душит и не дает взойти росткам иерархий экономических.
Феномен северо-итальянских городов говорит нам и о другом. Город, пусть даже пред буржуазный и демократический, если он сообща, всем городским «миром», начинает ставить в неполноправное положение подчиненное сельское население, если он рядом лежащее сельское хозяйство подчиняет интересам только городского развития, такой город рано или поздно разрушает и свое собственное экономическое процветание.
