Назад к "Способам производства в свете системы Маслоу"
Способы
докапиталистического производства в свете нового взгляда на
разделение труда, часть 3
С.
А. Четвертаков
© Четвертаков С. А., 2009
Феодальный
способ производства
Полная
социальная общность, начально и в процессе
Описание
причин и механизма возникновения самого способа производства
Описание
причин и возникновения социальных структур способа производства
Социальная
структура, стоящая с трудом и над трудом
Описания
статусов или социальных позиций индивидов в обществе и в структуре
Социальные
отношения в труде (труд и его формы кооперации и разделения)
Описание
уровня социального неравенства
Определение (техническое, в научном исследовании): Феодализм
– это транзит от имперского (рабовладельческого) способа производства к капиталистическому
способу.
Определение (историческое): Феодализм – это историческая ступень локального падения или локального ослабления уклада насилия (рабовладения и имперского развития), надстроенного над общинным земледелием и ремеслом, на которой (ступени) возникает и далее закономерно усиливается независимое от общества и государственной власти городское (самодеятельное и даже самовооруженное) ремесло.
Определение (макрохозяйственное или органическое): Феодализм – это результат такого распространения земледелия и выравнивания всех видов культуры внутри Ойкумены, включая различные его этносы (ядро одного или многих этносов), которое делает невозможным (неэффективным) насилие между этносами в ядре и невозможным вторжение периферии в ядро сквозь окружающую это ядро промежуточную земледельческую оболочку.
Определение (социологическое): Феодальный способ производства – это период появления, сосуществования и устойчивой (и безопасной со стороны внешних сил) конкуренции третичных или этнически однородных иерархий труда (внутри полной социальной общности) в эпоху господства земледелия. Это способ сначала политического, а потом только экономического сосуществования множества конкурирующих внутри одного этноса иерархий труда земледелия в условиях отсутствия господствующего над ними государства (общей иерархии труда) и отсутствия или представления об отсутствии внешней угрозы и агрессии со стороны других этносов.
О границах феодализма. Временные границы феодализма даже только для Европы, по нашему мнению, чрезмерно расширены работой историков. Связано это с тем, что капитализмом с его типовыми техническими и социальными характеристиками именуют машинное производство, выделив частную техническую форму производства без всякой связи и обоснования с социальной структурой (конкуренции частновладельческих иерархий труда в сфере ремесла внутри одного или каждого этноса). Между тем, капитализм или просто новый способ производства, в котором господствующим стал товарный обмен услугами и продуктами разделенного труда, в своих основаниях имеет не только много более раннюю ручную мануфактуру как иерархию ручного ремесленного разделенного труда, но и городское ремесло вообще - ремесло, политически отделенное от земледелия и от государства, монопольного до той поры в сфере всех укладов хозяйства.
Изначально отделенное от крестьянской общины ремесло объединено в свои профессиональные общины (цеха и гильдии) по аналогии с другими формами социальной поддержки в хозяйственных укладах (землепользование, насилие). Вообще весь путь от появления независимого (бродячего ремесла и разносной и челночной торговли) (не международной) долог и включает множество этапов. Это и создание ярмарок и торговых центров, и образование малых городов для обмена изделий местного ремесла на сельскохозяйственную продукцию, и долгий путь борьбы малых городов за независимость от сеньориальной знати до коммунальных свобод и нового стандарта отношений государственной и поместной знати к ремеслу как независимой политической и экономической силе. Это и длительный период формирования общего национального рынка и создания нового слабого и компромиссного государства. Последнее отличается от предшествующих государственных форм тем, что зависит от города политически в балансе двух конкурентных сил: феодальной аристократии (остатков прежнего сеньориального могущества) и новых сил ремесленного производства.
И потому новое государство экономически ограничено в способности восстановить свою безраздельную власть над обществом, не говоря уже об изменившейся ментальности общества, о которой речь пойдет позже. И термин «абсолютистское государство» здесь верно лишь с точностью до наоборот – это государство впервые не абсолютно в своей власти над обществом, а термин дан как критиками такого государства, так и глупыми королями, которые прикрывают, как и «ленивые» короли, свою бледную немочь в сравнении с великим прошлым деспотизмом. Наконец, это и история длительных поисков верных рыночных путей и преодоления преференциального и защитительного (общинного в своем корне) подхода к защите ремесленного уклада, то есть форм монополизации рынка и формах рыночной организации сложных продуктов разделенного труда, предшествующего ручной мануфактуре (ремесленной иерархии труда). Этот исторический период, как нам кажется, в мировом масштабе еще не вполне окончился, он аккумулируется ныне в ряде проблем социальной справедливости и т.н. «социализма» и социальной защиты – определения уровня баланса социальных интересов в обществе. А ряд хозяйственных процессов уже преодолел не только национальный уровень, но и уровень глобального, то есть мирового, рынка (например, охрана окружающей среды и космические исследования и хозяйстве, проблемы земной цивилизации).
Поэтому, возможно, следовало бы выделить ранние процессы транзита ремесла в капитализм в особый период (способ) до появления мануфактуры. Но, скорее, этот путь (транзита), а феодализм – это тоже путь транзита - стоит пока считать единым целым с капитализмом как ранним процессом с историей политически активного и ведущего в обществе развития ремесла. Суть такого процесса – поиск вариантов института товарно-денежных отношений, собственно ремесленных или неземледельческих производств и остальных социальных структур вплоть до полного результата – мануфактуры и до создания активного и свободного рынка, точнее понимания его необходимости. К совокупности важнейших проблем этой группы и периода относится необходимость пересмотреть и дать верную оценку становлению политической системы капиталистического способа производства – формированию нового буржуазного государства, которое в отличие от предшествующих государственных систем не является иерархий труда по определению. Оно не способно силой или по указанию узурпирующего власть руководителя государства извлекать доход от общества (дань) и тем осуществлять творчество и получать ресурс для творчества управления обществом. Наоборот, такое государство оказывается системой обслуживания как минимум совокупности частновладельческих иерархий труда (Маркс), а в идеале и со временем сдвигается к функции инструмента балансировки независимых и часто противоположных интересов отдельных социальных групп и классов общества в целом через представительную демократию. Поэтому проблема либерализма и демократии, роли ограниченного демократией общества государства и т. н. проблемы «этатизма» и «социализма» как крайних форм с противоположной стороны, с этого момента становятся важнейшей темой общественного обсуждения и противостояния вплоть до полного теоретического осмысления значения и относительной роли этих противостоящих факторов современного развития. Социология и теоретическая история проделала большой путь в таком анализе трудами А. Смита, Рикардо, К. Маркса, Спенсера, Мизеса, Сорокина и многих современных специалистов. Возможно, иерархия потребностей Маслоу может оказаться полезной и в деле «разводки» проблем социального обеспечения и либерализации экономической жизни, поскольку два подхода в реальности соответствуют двум совершенно разным уровням социального состояния и удовлетворения потребностей.
К сложностям определения границы между историческими этапами как способами производства по мере усложнения общества и форм разделения труда можно отнести и процесс формирования ментальности общества, входящего в капитализм «как причина и одновременно как следствие. Эта проблема известна под именем «духа капитализма» Макса Вебера, который определил его связь с протестантской этикой. Стоит понять, какие свойства должны приобрести члены общества, чтобы соответствовать обществу с рыночными отношениями и разделением на этой основе труда.
Дух капитализма и политическая корректность в современном
мире
Примечание. Мы можем сказать в дополнение, что этот дух с тех пор очень сильно изменился и возможно не в лучшую сторону. По крайней мере, обществу Запада требуется пересмотреть свои культурные приоритеты от чистого либерализма, приспособленного исключительно к моноэтноэтническому и монокультурному обществу и выработать дополнительные эффективные средства предотвращения размывания собственной культуры и ее падения. Такие угрозы означают слабость «современной культуры» в связи с неспособностью интегрировать импортируемые культуры, взяв от них лучшее и поддерживать собственный уровень культуры при деформации ее упрощенными средствами доставки и подачи информации (ТВ и др. масс медиа, с навязыванием рекламы). Есть и сложности сосуществования рыночной и просто высокой демократической культуры с ее собственной вульгаризацией и с «варварской периферией» социальной и политической культуры развивающегося мира. Таковую (культуру) из соображений «политкорректности» и чисто прагматических соображений доступа к ценным ресурсам соседей западный мир уже не считает корректным не только точно именовать, но и даже серьезно и откровенно исследовать.
В этой связи снова и снова следует защищать право социальной науки не жалеть в научном плане объект собственного исследования в поисках истины. Наука об обществе, а не мятущееся в заблуждениях и порой в гордыне общество требует к себе самого бережного отношения, права независимости, права говорить об обществе истину без политических стеснений и даже права заниматься просвещением. А уж дело политиков с учетом результатов науки (интегрированного наукой социального опыта прошедших времен) искать пути совмещения «жестоких истин» с народными суевериями, комплексами неполноценностей, искаженными (политиками же) амбициями, чрезмерными ожиданиями вплоть до иждивенчества и одновременно непомерным чванством. В этом, пожалуй, и состоит несовершенный еще подвиг социальной науки, особенно в таких областях как борьба с жесткими идеологиями, нетерпимостью, следствием этого – терроризмом и ксенофобией, наркокультурами и их системами продвижении, сбалансированным решением межэтнических конфликтов, внедрением методов ментальной коррекции как политических элит отстающих культур и их «подданных». Можно уверенно сказать, что многие проблемы, решаемые ограниченными контингентами на периферии культурного мира, есть следствие слабостей современной «культурной» социологии как и слабостей социологического просвещения самых культурных из элит
Для этого наука должна быть независима (как и все общество) от государства и его чиновников, политиков. Как показывает опыт, максимально могли сказать в социологии люди финансово независимые от работодателя и особенно от государства. Начать с себя – построить хорошую социальную науку, поняв социологию самой социологической науки и социологию преподавания социальных наук в обществе с начальной до высшей школы есть одна из самых больших задач современности.
Уклад земледелия продолжает сохраняться и развиваться. Земледельческое общество в условиях отсутствия серьезных потрясений, кризисов внутренних и внешних и их угрозы получает новые возможности и стимулы (мотивацию) к развитию именно в связи с падением роли уклада войны. Реконструируется сельская община, она полностью утрачивает родовые основания, в ней появляется личность, отвечающая за свою судьбу и мотивированная к индивидуальному (семейному) труду, обладающая возможностью свободной горизонтальной мобильности.
Природная среда земледелия несколько отличается от традиционных лучших земель. На старых землях есть 1) мощный избыток населения, 2) твердые традиции старой ментальности населения в отношении роли государства и коллективных работ, 3) такая разработанность или освоенность местности, которая исключает личную или групповую свободу использования дополнительных ресурсов земледелия (земель и угодий) и ресурсов рабочей силы – возможность индивидуального перемещения (и личной мобильности) людей.
Кроме того, идеальность условий земледелия в исходных цивилизациях предполагает и определенную ненапряженность трудовых процессов на прежнем месте – гарантии высоких урожаев. Это образует и социальную леность и традиционализм. Для дальнейшего развития земледелия (и развития новых форм производства в земледелии) «закономерно» более важными оказываются «Худшие» земли. Это земли в мереных климатических зонных, где имеется избыток земель и относительно худшие и напряженные условия жизни (климат, холодные зимы, необходимость обустроенного жилья, избыток растительности и защищенной от просмотра и быстрого обнаружения присутствия бежавшего человека на местности). Вс е это оказывается мобилизующим к труду фактором и фактором большего требования к индивидуальному действия личности – это большее разнообразие возможностей и тем самым большие возможности к мотивации к активности. Труднодоступность ряда соседних зон является средством спасения отдельной личности или групп от произвола и властей, и от опасной периферии. Это основания и возможности не только для бегства, но и для расширения независимого хозяйствования возможны только в новых зонах избытка природных ресурсов. Эти возможности представляют более северные зоны по отношению к южным субтропическим и теплым степным или полупустынными климатическими плотно заселенными зонами. Указанные требования не являются каким-то искусственным требованием к экономическому и социальному процессу, а является продолжением и следствием предшествующих освоений лучших прежних возможностей: роста технологии (железо, плуг, топор) и роста населения, его ухода на север, исчерпания запасов биомассы на умеренном севере (охота собирательство) в умеренных климатических зонах.
Уклад войны сокращается в объеме (масштабах) и подвергается более высокой специализации, становится профессиональным, полностью отделяется от земледелия. Феодализм характеризуется падением роли уклада войны. Такое падение возникает в результате широкого выравнивания технико-культурного уровня: технология железа, военно-организационная структура и структура государственного управления, иерархия труда, классы, эксплуатация и земледелие.
Уклад ремесла отделяется от уклада земледелия и от уклада насилия (и государства). Уклад падает почти до нуля – домашнего хозяйства, потом сеньориального хозяйства. Но растет как результат развития уклада земледелия на новом уровне, роста прибавочного продукта и роста населения.
Ядром является то земледельческое моно или полиэтническое сообщество, которое приобретает феодальные черты. Ядро как минимум изолировано от варварской периферии, находящейся на любом более низком уровне развития.
Изоляция ядра осуществляется через прилегающую к ядру оболочку, состоящую из группы этносов, занятых земледелием, но находящихся на более низком уровне технического развития и изолирующих своим существованием, свои социальным бытием ядро земледелия от варварской периферии. Тогда ядро земледелия как бы не ощущает периферии мира, опасной для его ядра существования. Существование периферии не является важным и влияющим для феодализма в его важнейшие моменты развития. И это влияет на ментальность населения в ядре ФСП.
Изоляция ядра от периферии может обеспечиваться и природными ресурсами, например островным или полуостровным положением ядра. Исторически возможны были и другие географическими барьеры
народ и окружающие его народы, народности или племена. Особенность существования народа и его ментальности и хозяйственных возможностей и следующего развития далее зависит от комбинации ресурсов и экономических возможностей не только его, но и окружающих его социальных объектов – народов, народностей и племен. Относительное равенство и понимание этого равенства (Европа) или ощущение полной и «Богом данной» или «священно», «сакральной» изоляции как вырожденный случай (Япония) оказывается условием такого развития.
Главное по теме сказано в разделе «Причин исчерпания РСП-ИСП». Исчерпание старого открывает дорогу новому. Империи распадаются, но на их место не приходят новые варвары, не создаются новые империи.
Западная Европа. Второе рождение империи Меровингов после гибели Рима в некотором смысле порождено угрозой арабов. Но приход арабов был ожидаем – их приближение через Испанию и захват Аквитании были постепенным, дав время Карлу Мартеллу собрать ресурсы, секуляризировав земли и запасы Святой церкви, вернуть условный (прижизненный) характер держания феодов и мотивировать к службе знать, ,подготовить конницу, которой не было у франков и разбить арабов в битве при Пуатье. Здесь само создание новой силы и власти шло еще и снова под давлением угрозы извне. Силы арабов, уже прошедших от своей родной Аравии через заселенное южное побережье Средиземноморья и Испанию до Франции оказались ослаблены своеобразным щитом из тех народов и народностей, через которые проходило вторжение.
Но позже власть мажордомов и новых королей снова слабеет. А берега Европы под угрозой вторжения норманнов (вторая половина IX века) в долину Сены и Луары и венгров. Масштабы этого вторжения преувеличены с одной стороны. Так объем походов и численность норманнов, количество судов и людей на них, количество убитых и уведенных ими людей невелико, серьезно пострадали ценности церкви, которые и были целью набегов. Набеги венгров серьезнее, но они не имели осадной техники и в случае набегов не вступали в прямое столкновение с тяжелой конницей. Очень важно, что Европа получила мягкий удар на 50 лет раньше от норманнов и действовала с венграми в начале 900 годов, уже имея опыт спасения крестьян в стенах крепостей. Сеньоры Европы в массе научились собирать своих людей (крестьян) в замках и в срочно построенных (земля, бревна) городищах (Генрих Птицелов). Позже созданная им тяжелая кавалерия под руководством его сына, Оттона I, поразила венгерскую кавалерию в битве при Лехе. Позднее Европа узнала новые напасти: приход монголов в середине XIII века и турок-осман с востока (до Вены). Но, как и говорилось выше, возникший щит из тел земледельцев с востока и с юга сделал свое дело. Европа (худо-бедно) спаслась от варваров и опасность не повлекла объемную централизацию и усиление государств (чего не скажешь о краях Европы – Испании с ее Реконкистой, Австрийской империи – Священной римской империи, Речи Посполитой и, конечно, Руси-России).
Япония. Географический фактор в случае Японии, еще играет еще большую роль. Япония дает пример спасения от кочевников и варваров и «спасения» от собственной экспансии, то есть в обоих направлениях. Ее собственная агрессия в Корею после успехов в IV веке оказывается неудачной в VII в. Позже дважды (1271, 1281) оказываются неудачными монгольские морские десанты в Японию. Буря топит суда завоевателей, и они бегут, бросая часть своей сил на японском берегу. Японцы считают эти эпизоды признаком того, что священная природа защищает их родину от внешних врагов, но и им самим не следует покидать страну. Даже случайные факторы, которые придают ареалу символ недоступности.
Тем самым недоступность и безопасность ареала земледелия обращает внимание предфеодального и феодального общества того времени на уникальность состояния, влекущего особую внутреннюю динамику социальных отношений в земледелии на этом этапе. Она уже не усложнена внешними вторжениями и насилием внешним, опасностью порабощения, потребностью коллективных централизованных действий и предоставления полномочий центральной власти. Этнические сообщества остаются в условной изоляции. Это прежде всего изоляция от функции насилия и уклада насилия. Но стоит напомнить, что сам античный мир возникал примерно таким же образом – в состоянии безопасности. Правда в том случае, набравшись сил, он выходил на международную арену и осуществлял агрессию сам. В данном случае по разным обстоятельствам (Европа – равенство сил, Япония – случайная изоляция по ряду обстоятельств) агрессия отложена или даже невозможна. И это состояние – состояние распада и дикого индивидуализма продолжается неопределенно долго. Какие процессы после этого начинаются, мы покажем ниже в следующем разделе.
Но у данного способа производства как состояния имеются особенности.
Первое. Историческое и социальное событие ФСП возникает в наилучшей и в уникальной локации, но оно (событие) могло возникнуть несколько позднее и в другом месте (других) местах.
Второе. Этот способ, как рождение в первичном океане первого белка, возникает в одном месте и один раз. Исчерпание ИСП локально, как и исчерпание локального значения уклада насилия. Вне этого исторического пространства «бушует» и долго еще господствует уклад насилия и ИСП-способ производства, и они пытаются захватить (своей слабостью и своими традициями) новый центр развития. Сам же возникший из ФСП результат – КСП начинает самым «различным» образом взаимодействовать с окружающим миром. Но далее новый способ относительно быстро охватывает своим прямым влиянием весь мир и отключает устаревшие формы, и потому ФСП как способ более не наблюдаем и не воспроизводим в полной мере нигде.
Обобщенно можно сказать, что феодализм – это историческая ступень падения или локального ослабления уклада насилия. Уклад насилия в предшествующей (имперской) фазе, обусловленной этническим (в тот момент единственным социальным) неравенством по факту экономическим и культурным и потому политическим, постоянно тормозил или прерывал поступательное развитие земледелия. Одновременно он и распространял его и все виды культуры вширь путем насилия. Падение насилия в самой своей глубинной сути связано с выравниванием уровня распространения земледелия и общей технологической и военной культуры (между соседствующими этносами). Падение уклада насилия приводит к появлению новых социальных структур, которые образуют демонополизированные, конкурирующие формы хозяйства и социальные структуры в земледелии. См. ниже. Ниже мы раскрываем эти тезисы.
Безопасность существования (удаленность периферии для участников ядра), которая возникает в этой связи, приводит впервые в истории общества к устойчивой и протяженной во времени демонополизации ведущих земледельческих ресурсов - населения и сельскохозяйственных угодий. В следующем разделе это обстоятельство расшифровывается как причина появления и функционирования новых социальных структур.
Всякие изменения в обществе идут, проникая через психологию его членов, влияя, так или иначе, на ментальность общества. Поэтому падение уклада войны есть одновременно ментальный сдвиг в обществе. Отсутствие существенного военно-культурного перевеса сторон перестает удовлетворять потребности нападающей стороны. Столкновение примерно равных технологически сил (с целью резкого изменения статуса – порабощения) оказывается практически невозможным, выливается в растрату сил и жизни. На этой основе падает значение коллективных форм поведения, которые заданы прежним значением опасности и военного уклада в имперской государственности. Вместе с появлением коррупции идет утрата поддержки земледельческим населением государственных форм. И это инициирует движение индивидуалистических форм поведения, включая развитие частновладельческих форм собственности, деградации и коррупции государственных форм. Феодализм в этой связи есть исторически первая ступень развития индивидуальности или разделения общества. В предшествующий период коррупция разваливала государство, и оно падало от ударов периферии, циклически возобновляясь в новом виде и в новых титульных народах.
Такое разделение и индивидуализация в ментальности и как следствие ослабление общинного мышления и коллективизма, обусловленного коллективными формами уклада войны, появляется в нашей интерпретации результатом появления некоторого совокупного богатства, о котором мы и говорим далее.
Само по себе совокупное социальное богатство земледельческого мира можно интерпретировать и как предельно высокую (достаточную) степень развития или распространения земледелия. А именно, земледельческое население (в совокупности соседствующих этносов) настолько велико и широко распространено, что его не может в очередной раз поглотить нищая не земледельческая периферия. Это означает, что каждая этническая община земледельческого ядра (этнос), окружена другими этносами примерно равного уровня и не соприкасается с этносами более низкого уровня и более высокой степени коллективности и коллективистской ментальности, годной для яростной разрушительной экспансии и борьбы за ресурсы. Это и есть совокупное богатство пространства, которое именуется теперь земледельческим ядром феодального общества. Это богатство ведет к сдвигу ментальности через отмирание роли насилия.
Ментальность вообще наилучшим образом фиксируется в религии. В связи с войной всех против всех, в империях, где одни этносы режут других или никакой этнос не является уважаемым, и все готовы убивать и эксплуатировать друг друга, рано или поздно и возникает идея о едином боге для всех. Тогда только и начинает меняться ментальность, ослабевает агрессия и возникает стремление к миру между людьми, знающими, что у всех людей различных национальностей и народов есть Единый Бог (христианство). Так возникают религии монотеизма. Монотеизм – его социальная цель (христианства) – проповедь греха убийства другого человека и конфликта с другим человеком независимо от национальности и от его статуса, его места в социальной структуре.
«Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Ииусе», Посл. Ап. Павла, (Гал. 3, 28).
«…отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших…, облекшись в нового (человека), который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос», Посл. Ап. Павла (Кол., 3, 9-11).
Примечание: Часто делают оговорку, что это равенство не всех людей между собою, а только равенство христиан. Однако при этом забывают, что идеологическая и мировоззренческая конструкция не могла существовать в то время отдельно от какой либо формы теизма и веры. Само христианство было пропагандой любви и мира национального и социального, и естественно оно не могло быть вне самопровозглашенной религии. Отсюда и убеждение о связи такого поведения с Богом. Человек того времени был не настолько самоуверен, чтобы провозглашать любую общую истину от себя лично как творца-имя рек. Творцом, безусловно, обязан был быть Бог! Бог конкретный в отличие от известного перечня других и возможно будущего перечня других богов.
Только в десяти заповедях Ветхого завета мы обнаруживаем уже почти всю систему Маслоу, и это очень ценно. Единственно, чего там нет – творчества, которое заменяется в религии верой. Впрочем, творчество оставлено кесарю и Богу – высшим иерархам на земле. И это точно отражает иерархии труда того времени, см. ссылку .
В вере это определенно! Восприятие ценности жизни безотносительно к этносу и является рубежом и накопленной культурной ценностью человечества. В тот период (христианства) само признание этой веры было неявно публичным признанием (верующим) равенства людей (веры) перед Богом и признание их равного социального и гражданского статуса. И, кроме того, в христианстве есть от пацифистское отношение к имперскому государству, поскольку убийство и насилие – грех, а в империя – это первое сторона, это важнейший уклад. Более того, отношение к государству имперскому у христианских общин таково, что всякое служение государству есть изначально грех по определению (ранее христианство в Риме). Оно отражает подлинную суть, пока государство не заявляет свою приверженность христианству – сбережению людей в принципе. Уже позже христианская церковь как институт признает социальное равенство мужчин и женщин в браке (обсуждалась конструкция – человек ли женщина и допустим ли брак свободного человека на женщине рабыне и т.п.) и фактически исключает институт рабства как аморальный. Ее догматам отношения этнического превосходства и подчинения в частной владельческой или в государственной форме принципиально не соответствуют.
Позже в феодализме людей других народов не убивают, людей берегут, и отнять жизнь чужую – это грех. Последующий «Божий Мир» останавливает во внутреннем конфликте и пожог домов и убийство скота и потраву посевов.
То, что это состояние признание любой человеческой жизни ценностью – это, как мы понимаем, следует рассматривать важнейшей частью новой ментальности. В новой реальности убивать или статусно отличать завоеванный этнос от этноса завоевателя (все христиане) не только рационально опасно и затратно, но и ментально табуируется, это аморально и в вере грешно. То, что ценность жизни и равенство социального статуса при различии этноса (в христианстве, т.е. в признании общего Бога) стало явлением всеобщим, означает и локальную всеобщность. Многоэтническая локальность достаточна для развития новых всеобщих социальных процессов. Это полуостровная Европа, это островная Япония. Локальность феодализма есть результат определенной «локальной глобальности» распространения земледелия и земледельческого единства, появления раздробленной, но все же чем-то (общей культурой и прошлой жизнью) и единой цивилизации.
Удовлетворение ПБ1 влечет за собой активизацию новых потребностей, высвобождение сил людей на рост удовлетворения ФП и ПБ2. Это формально. А фактически уход от насилия, влечет и уход от понятий в идеологии «свой-чужой». Но длительное время в рамках Европы (и Японии , аналогично) исключение насилия влечет замещение видов зависимостей через общение (ПО) и через уважение, хотя бы статус-определяемое, профессиональное – статус (ПБ3) профессии далее определяется неким процессом транзита от традиции к индивидуальному договору каждого с каждым (вассал с сеньором, крестьянин с вассалом или старостой людей сеньора в деревне). Неравноправные договоры имеют ограничения, обусловленные границами земель сеньора в единой этнической среде. Потому неполноправность ограничена сверху и есть часть приобретенной свободы и даже некоторой выгоды договора. Свобода связывает произвол, влечет мотивацию к труду. Далее труд и производство дополнительных продуктов влечет рост населения. Открытая мотивация дает возможность и смены профессии – перехода к ремеслу и смены места жительства – вселения в город.
Таким образом, следующий тезис носит общий характер и обосновывается далее. Безопасность существования как обстоятельство и состояние оказывается транзитом к развитию ремесла, его (относительно) независимому (от монополизирующих политических сил) росту и формированию среды и институтов рыночного обмена. И рост среды идет вместе с ростом его ресурсов, которые при этом уже способны к разделению в силу развития личного начала в обществе, выделения личности из общины или «коллектива».
Отказ от представлений «свой-чужой» и «чужих» извне приводит к развитию и формированию индивидуализации личных отношений, росту индивидуализма, который более не несет в себе трагедии полной гибели всего общества, а только гибели неэффективных государственных структур (иерархий труда). И тогда, когда достигается такая степень индивидуализации, тогда начинается распад.
Примечание: для чиновника, который всегда идентифицирует государство и себя родного с обществом, это кажется чудовищным. В реальности социальный распад есть продукт деятельности самих чиновников, которые ведут себя в соответствии с социальными закономерностями, образованными структурой. Но задним числом они всегда стремятся представить распад «своего» государства как «предательство» внутренних врагов и т. п. или даже «чужих разведок».
Социальный процесс феодализации есть и процесс индивидуализации личностей (вместо бюрократизации личностей в государственном законе) и одновременно всегда процесс коррупции. Историческая традиция для Европы обычно опускает негативный аспект. Видя некую возникающую стройную систему в вассалитете.
Критика феодализма как
состояния раздробленности.
Известны теории феодализма (см обзор). Мы остановимся на
общем понимании феодализма в России как атавизм от теории всеобщности
феодализма во всем мире (от Англии до России и Китая ко времени европейского
феодализма). Но теория по множеству возражений не выдерживает критики.
Вторая теория – именовать все состояние раздробленности земельной собственности
и политически слабой центральной власти «феодализмом» обнаруживает
множественность таких состояний в истории человечества в самые различные
периоды и тоже не выдерживает критики. Единственный вывод, который мы делает на
основе этого противоречия, состоит в том, что раздробленность и слабая
центральная власть есть необходимый, но не достаточный признак феодализма.
Короче, это необходимое, но не достаточное условие. И теперь мы можем сказать,
что дело не только в состоянии, а в длительности такого состояния. Оно
должно быть достаточным для вызревания феодальных отношений в деревне и для
вызревания процесса выделения нового самостоятельно городского ремесла.
То, что в Европе и в Японии (почти, но не вполне) хватило времени для такого процесса, есть и объективный результат и в некоторой степени стечение случайностей (география и политические особенности нападений и даже роль событий природной стихии). История включает, как всегда и то, и другое.
Природа разложения государственных структур, монопольных с хозяйстве, показана и исследована многократно, см. раздел АСП-ГСП. Мы переходим к краткому изложению реального распада империй в пространстве Западной Европы, т.е. к расчистке пространства для «реального» феодализма и формирования основных отношений зависимости.
Западная Европа. Конкретика распада Римской империи и ее преемников Традиции распада империй повторены в самом высоком достижении дофеодального периода – в распаде Римской империи. И как и в случае прочих распадающихся империй, ослабленных внутренней борьбой и экономическим застоем, распадом, хищениями, коррупцией и иждивенчеством части элиты и близстоящих к государству «прикормленных» потребителей населения столиц в нападении на Рим варваров (5-6 вв.) нет ничего исключительного. С вторжением франков в Галлию и позже норманнов этот процесс коррупции и установления личных связей 5 – 9 веков н. э. в Западной Европе (Италия, Галлия, Западная Германия и Англия несколько позже) несколько осложнен особенностью различных регионов. Но в целом он надстроен над главной функцией обеспечения существования разлагающегося государства (Меровингов потом Каролингов на материке, английских королей до и после Вильгельма Завоевателя на Альбионе). Такой функцией является налоговый сбор или сбор даней и кормления королевского двора и его знати. А в условиях разрушенного города (до 5 процентов население) дани собираются исключительно в натуральной форме по результатам производства и сбора зерна и другой продукции сельского хозяйства и даже назначенных к производству как барщинная услуга ремесел (полотно, шерстяные ткани) для сеньориального хозяйства.
Формирование вассалитета (личной связи) в среде чиновничества Меровингского и Каролингского государств региона Западной Европы (которые в традиции исторического материализма именуются «варварскими» королевствами) образует достаточно четкая особенность. Это ментальность хотя бы устного договора услуг на уровне чиновничества – сеньора и вассала. Это конечно, влияние культуры позднего Рима на франков, которые перенимали цивилизацию еще до вторжения, находясь на службе у империи. Тем не менее, особенность Рима не является решающей для феодализма в целом. Отношения «я- тебе, ты – мне» являются общими для всех империй в стадии предраспада. Решающим фактором является то, что в ЭТОМ последнем распаде НЕТ СЕРЬЕЗНЫХ И МАССОВЫХ ВТОРЖЕНИЙ И УГРОЗ. Это обстоятельство и поддерживает договорный характер и ментальность индивидуального договора (отсутствие мощных тревог и опасностей и соответственно массовых интересов, а только личный). Поскольку общей огромной угрозы нет, то и вести себя можно индивидуально, безопасность только личная образует ситуативную ткань мелких дел и личных интересов. Эта особенность кажется просто Римской. Но это специфично для Рима только потому, что его граждане долго не ощущали угрозы внешних вторжений, т.е. чувствовали свою безопасность. Но даже в Риме проявить просто независимость от императора опасно. В отличие от империй, вассал всегда (кроме момента похода и сражения) может уйти то сеньора, объявив об этом и оставив феод. Это его право и оно не считается предательством. Такое в империи (до феодализма, да и позже) невозможно. Там «выход» от монарха возможен лишь по здоровью и по смерти. Всякое иное карается как предательство и как государственная измена. Достаточно вспомнить проскрипции Суллы или отношения Ивана Грозного и князя Курбского.
Прикрепление крестьян в Европе. Все формы прикрепления франков-крестьян на территории к государственной службе в Западной Европе не носят ничего особенного в сравнении с другими империями. Военных нужно кормить, кормить их можно только с крестьянских трудов. Раздача земель с крестьянами велась всегда «по ведомствам». Известна раздача земель с «людьми» и по «государевым приказам», то есть министерствам «для кормления». Известно и создание «военных совхозов» (с людьми) для министерства обороны СССР. То есть «снабжения овощами» воинских частей. Особенность Западной Европы состоит в собственной государственной неискушенности самой последней власти (Меровингов и Каролингов). Дарения (бенефиции) и дарения сверху вниз – для обеспечения воинских контингентов, заметим, они возникают и вся Галлия лежит в руинах от династических бессмысленных войн (Меровингов) и когда рядовые франки бросают мечи в стране, где мечом уже не прокормиться и идут пахать и не собираются на Мартовские и Майские поля. Королям нужны военные люди и другим способом, кроме как дать им землю с крестьянами для «прокорма», их не собрать. А вот учет таких земель и людей на них отсутствует, и власть переходит к знати, а короли без ресурсов становятся «ленивыми», делая вид, что они еще короли. И второй раз возникает власть из приближенной знати (мажордомы или домоуправители – Пепин Короткий), когда она достигает всеевропейской известности (Карл Великий) и царствующие домоуправители (Каролинги) окончательно теряют ее, кроме пары сотен доменов – хозяйств, куда можно приехать императору и подкормиться с дружиной. Остальные служителя королей прибирают к рукам ВСЕХ крестьян и это время, когда лучше самому найти «крышу» из вассала (и этого же требует сам король), чем подвергаться насилиям и грабежу всех и просто любых из вассалов. Это чем-то напоминает государственную рекомендацию или даже требование устанавливать на дверях частных магазинов табличку: «Предприятие охраняется охранной фирмой Имярек». А все, кто не желает, просто разоряются и принуждаются к комменде. Отдать землю и стать зависимым на ней же, причем зависимость закрепляется как дарение (бенефиция поднесенная) сеньора этому же человеку в счет договорных услуг и продуктов поля подаренной земли. А дарение церкви во спасение души именуется как прекарий с правом. Все эти тонкости с передачей прав и фиксации услуг идут от остатков культуры Рима. Их могло бы и не быть, а формула в других странах может быть проще: у человека простого спрашивают: «Ты из чьих будешь?». И не спешить с ответом опасно. А обязанности по «кормлению» «защитника» формируются постепенно.
Япония. Формирование и разложение элиты. Япония в исходном процессе прошла минимальный опыт грандиозных захоронений (могильников), т. е. период высокой роли жречества (3-6 века новой эры). Затем она вышла на путь внешних контактов и даже колонизации (Кореи) и ряда внешнеполитических акций и участия в политике на Желтом море (6 век). Можно сказать, что в минимальном объеме Япония имела и рабство как ввоз союзных корейских мастеров самых разных профессий, работавших в императорском хозяйстве Японии 6-7 века. Обучение опыту соседей образует строгую систему «рицурио», включая всеобщую поземельную, трудовую и воинскую повинность, государственную собственность на землю. Система дополняется мощным идеологическим обеспечением – строительством иерархии статуй и храмов, монастырей по провинциям и в центре (период Нара). Затем эта система постепенно столетиями разрушается (период Хэйо). Выданные государством «кормления» своим чиновникам (налог с государственной земли, который крестьяне отдают как часть госналога на прокорм чиновникам) вполне в рамках государственного способа производства. Как и сказано о разрушении таких систем, разложение начинается в ситуации, когда система не справляется с необходимым пересмотром правил и законов (ввод новых земель в связи с ростом населения и стимулирование разработки нови) и начинает «лениться», отдавать на произвол местной власти функции, которые она не успевает тотально контролировать. Например, чтобы заинтересовать самостоятельный подъем нови, государство дает право брать целину в частную собственность с тем, чтобы подготовить ее к рисовому производству. Крупнейшие семьи и чиновники приватизировали земли. Далее, земля становится важнее работников на ней и государство переходит к поземельному начислению налогов. А разверстка налогов по территории на людей поручена губернаторам. Им же поручен и сбор налогов, который ранее был «сдачей» зерна на сборные пункты самими крестьянами. Короче, каждый шаг и даже любой шаг правительства влечет падение сборов и трудности для жизни двора императора и его элиты в Киото. С каждым шагом возрастает власть на местах, и возрастает потребность всех, кроме императора, приобретающего исключительно символическую сакральную власть, в частных манорах или поместьях «сеэн». Постепенно идет борьба за освобождение земель аристократов от налогов (что, по сути, сродни бенефициям в Европе). Высшей исполнительной властью становится власть ведущих семей, что образует традицию кланов (первым клан Фудзивара), позже эту роль получает должность высших военачальников сегунов.
История Японии не знает феодализма как системы вассалитета. Просто на местах растет роль местных военных по принципу «что охраняешь – то имеешь», которые становятся во главе местной власти и собирают себе отряды (добровольцев, читай, дружин или преданных людей). Военные профессионалы, ищущие хозяев с землей, которые могли бы их прокормить, это и есть самураи . Бедность жизни и нехватка земли обязывает честно служить за «прокорм» и иногда «за вооружение». Полной поместной иерархии не возникает, а недостаток земли образует постоянную борьбу за нее.
В последующем попытка императоров восстановить свою власть
приводит к ухудшению ситуации – военные на периферии в провинциях образую свой
штаб в городке Камакура (под Киото), который образует
целую систему управления и контроля всех военных в стране «бакуфу»
как некую новую администрацию в Японии (период Камакура).
Все это можно рассматривать и как частичный переход от жреческой или условно
храмовой гражданской власти к власти военной и силовой, но пока
централизованной. Но двоевластие еще сохраняется. Важнейшим процессом влияния
системы на крестьянство стало образование на местах прямого подчинения крестьянских
земель и деревень самураям бакуфу, в которых сами
самураи были и военными, и частично крестьянами, но доход от деревень шел
местным военным, выступающим в роли сеньора и администратора одновременно и
руководителя деревенской жизни (председателя деревни или совхоза), деревня или
их группа для самурая являлась его сеэн (поместным
хозяйством и кормушкой). В период монгольских вторжений авторитет самураев был
очень велик. Японский сеньор более напоминает председателя колхоза с той
разницей, что он заинтересован в доодах деревни в
целом и у него нет иной «кормушки».
Прикрепление крестьян в Японии. Прикрепления крестьян к земле как такового не возникает. Всего десять процентов земли даже в современной Японии годны для обработки и выращивания риса – основной культуры и еще с времен рицурио земли недостаточно. Крестьяне держатся за землю и не отдают ее, не могут оставить ее. В другом месте вся земля плотно занята крестьянами местных общин, их никто не примет. Бежать невозможно. Остается иное – бороться за выживание и ограничение эксплуатации сообща. Это удается тогда, когда сам сеньор живет в деревне и работает с землей, собирает средства деревни и руководит общими работами по расширению новых земель.
Так начинается длительный путь японского феодализма. Роль императорской семьи и Киотской аристократии, массы храмов и монастырей постепенно падает, а роль самураев как администраторов и попечителей и защитников своих крестьян все более дрейфует к прямому господству в хозяйстве деревни и в развитии деревни в целом (отдельных барщинных работ у сеньора нет), заинтересованному руководству «своим» источником доходов.
Типовая социальная структура периода феодализма – это сеньориальное (поместное, домениальное, феодальное) хозяйство. Оно включает руководство светского ил духовного сеньора (военное, хозяйственное и даже юридическое или третейское управление) и его доверенных лиц, и подчиненное множество крестьянских хозяйств, принадлежащих одной или нескольким крестьянским соседским общинам.
Статус может быть крестьян различен и различия не принципиальны. Основа существования хозяйства – защита политическая, военная, правовая, иногда и социальная лежит (или только числится) на сеньоре и его военных и поместных людях, а крестьяне на его земле отдают прибавочный труд в виде продуктов и услуг разного объема и вида.
Сеньориальное хозяйство – иерархия труда. В анализе такой структуры только кажется (а в социалистической пропаганде и изложении советского исторического материализма утверждается), что сеньор чистый потребитель услуг и продуктов крестьян. В реальности сеньориальное хозяйство (и сеэн в Японии) – иерархия труда, как и в случае любого государства, собирающего «дань» и оказывающие (по долженству и ожиданию участников или по традиции) услуги защиты и не только защиты. Это «не только» в России и в СССР практически всегда игнорируют. В нашем сознательно сформированном представлении обязанности сеньориального хозяйства чуть ли не в основе своей имеют барщинные работы на общем поле и другие, чисто технические повинности типа (рубка леса, гужевая повинность и т.п.). Но это представление искаженно, и трудно понять, оно искажено случайно или сознательно (последнее менее вероятно). В то же время все понимают (и опыт барщины, и аракчеевщины России это подтверждает), что барская запашка себя не оправдала и довольно быстро сошла к минимуму или символическим масштабам, а услуги превратились в оброчные сборы.
Сеньор является если не формальным, то, безусловно, фактическим владельцем земли, частичным владельцем людей на ней и как минимум владельцем части их труда и их результатов. И ясно, что этими ресурсами, включая и самих крестьян, он имеет право и возможность ТВОРЧЕСКИ РАСПОРЯЖАТЬСЯ, т. е. УПРАВЛЯТЬ. Это управление включает и введение новых технологий, севооборота, баналитетов: особенно, мельниц и даже ремесленных производств. Более того, он имеет право выдвигать требование исполнять оброчные повинности выполнением домашних ремесел и уплаты оброка изделиями ремесла (для продажи домениальными службами на городском рынке).
Иерархии труда – это хозяйства или даннические отношения своих крестьян – это изначально отношения крестьян и военной силы. Все последующее в истории ФСП – результат и следствие. Коллективного труда на уровне власти почти нет (крепости для себя, польдеры для себя, все остальное позже – это уже государство)
Сеньоры и вооруженные люди вообще вторичны как надстройка по причине своего появления. Они возникают в результате длительного существования и поддержания уклада земледелия, исторического появления государства и его распада (многократных распадов). Но в период после разрушения государства как образца такие люди (вооруженные и уже не государственные люди) вполне первичны в отношения создания и появления третичных социальных структур – вотчинных или феодальных иерархий труда.
ФСП есть уже третья по типу иерархия труда.
Первым было коллективное патриархальное земледельческое и изолированное от всего мира и только поэтому неполитическое и даже неэтническое еще вообще хозяйство на уникальных землях. И такое хозяйство представляло собой первую иерархию труда.
Вторым было государство всего этноса или более чем одного этноса из сомножества различных этносов, конкурирующего между собою их. В империи или помимо ее параллельно возникло семейное или частновладельческое рыночное хозяйство с рабским трудом, последнее возникает опять же на основе этнических признаков как общей черты (частное как латифундия или семья) или коллективное как империя.
Третьим были поместные одноэтнические хозяйства с барщиной или с оброком, конкурирующие между собою внутри одного этноса.
Сомножество конкурирующих иерархий труда. Сеньориальное хозяйство – это иерархия труда. С другой стороны сам феодализм не есть одна структура. Это множество сосуществующих структур типа иерархий труда, принадлежащих одной этнической общности. Они умеренно (масштаб до 40 дней в году) конкурируют в военной силе. А в скрытой форме они всегда конкурируют в земледелии, поскольку земледелие и продукция его вместе с домениальным ремеслом является единственным источником явно видимой военной силы. Такие иерархии труда условно или явно, но определенно при ослаблении центральной власти всегда можно считать частновладельческими. Этот момент наступает, как только требования центральной власти становятся менее приоритетными для земледельческой знати, чем другие формы активности. И мы знаем, что в отсутствии внешних реальных угроз (а фальшивых и символических угроз в те времена придумывать еще толком не умели) и в обстоятельствах натурального хозяйства и низкой культуры основные требования центральной власти того времени не могли иметь какого-либо существенного приоритета (X-XII века, Западная Европа). Несколько иначе конкуренция развивалась в Японии. Формальная целостность государства исчезла, когда исчезли главные централизованные потребители ресурсов страны (Онин, 1467-1477). Но уже и к этому моменту феодализм в скрытой форме совершил значительные успехи. И потому в Сэнгоку, то есть в период «Воюющих царств» (с 1477 года до объединения страны в 1603 году), созидательная, как это ни странно, активность сеньориальных поместий просто вызвала взрывной рост уже до этого появившихся городов..
И, наконец, институт феодализма – конкуренция иерархий – и это не все! Социальная институция окружена некой оболочкой безопасности (физической как системой препятствий или социально). Сам институт феодализма есть, таким образом, ЯДРО В ОБОЛОЧКЕ – принципиально новое состояние целой Ойкумены как среды из ядра, оболочки и ослабленных потенций периферии.
Социальные структуры как социальное окружение ведущей структуры. Стихийное становление социальных структур в этот период отражает состояние выделяемой из общины личности. В этой связи происходит и формирование других социальных групп и структур. Множественные другие иерархии труда – монастыри – это тоже иерархии труда, но церковные иерархии.
Европа. Существует и множество иных организаций, рыцарские ордена, иерархия папская – все это надстройки из СТАРЫХ и ПРЕДШЕСТВУЮЩИХ или реформируемых в текущий момент организаций. Появляются и новые БУДУЩИЕ организации, которые возникают с санкции, помимо санкций или вопреки санкциям уже существующей системы иерархий труда – новые социальные структуры будущего общества – отделенного ремесла и города: цехи, торговые ярмарки и поселения, города, университеты и новое государство.
Япония. То же происходит ив Японии. Императорский двор с его аристократией, особыми традициями, Буддийская храмовая и монастырская среда. Придворное ремесленничество, искусства и церемонии – все это отражение мощного духовного роста, выделения личности, которое происходит на фоне экономического развития нового земледелия. Возникают ярмарки, гильдии, города возле храмов, портов и замков.
Общество само по себе становится сложным.
Когда говорят о феодальных сословиях, прежде всего, историки обсуждают систему вассалитета. Однако иерархия вассалитета означает лишь систему распределения ресурсов на военные нужды – именно в том секторе хозяйства (уклада насилия и войны) который претендует сохраниться, но фактически перестает быть ведущим и критическим. Как мы понимаем, он еще играет важную роль, но в совершенно ином смысле – в смысле обеспечения конкуренции развития земледелия.
В соответствии с переходом от имперских закономерностей к капитализму, в период феодализма возникают новые статусные особенности, которые также оказываются транзитом между сословно-кастовыми, то есть наследственными, и современными профессиональными различиями, причем феодализм осуществляет именно фазу перехода из первого состояния во второе.
Статусы в иерархии поместного хозяйства. Основания выбора. Выделяя главную фазу феодализма как период развития земледелия в масштабе, обеспечивающем появление новой внутренней торговли, отделения ремесла и формирования местного рынка и местного города, мы концентрируем внимание на статусное разделение в типовой иерархии труда, господствующей в производстве (и земледелии) в этот период – статусное деление в поместном хозяйстве. Примечание: Почему мы фиксируемся на этом периоде феодализма. Он является общим для развития города и в Западной Европе и в Японии. И между тем в Японии большой роли внешняя торговля до XVI века (если не считать информационные контакты 4-7 века) не играла, а города, обеспечивающие внутреннюю торговлю, возникли, выросли и вышли на достижение прав коммунальных свобод. Эта общность процессов является для нас указателем на закономерности именно этих процессов. Более того, внешняя торговля в предшествующий экономический период (РСП–ИСП) в античном мире и развитая и даже мощная внешняя торговля в Средиземноморье в эпоху Возрождения вовсе не имеет в последующем положительной перспективы, а приводит ряд охваченных ею регионов к стагнации (Северо-итальянские города, Португалия и Испания). Наоборот, малые рынки и малые города становятся источниками будущего объединения и развития таких западноевропейских стран стран как Франция, Голландия, Англия, Германия, но совсем на другой основе – торгововй свободе.
В реальности главной парой статусов в системе феодализма (до появления города) является феодал-воин или сеньор (не только светский, но и духовный) и крестьянин. Именно в их отношении и разворачивается основная система балансировки и результирующего баланса отношений. Духовенство лишь инструмент такого баланса с одной стороны и обычный феодальный сеньор в хозяйственном смысле.
Вассал-воин и сеньор (глава) поместья. Важно понимать, что статус феодала абсолютно исключает его удовлетворенную потребность в безопасности в сравнении с чиновником государства. Власть (как и сама жизнь) сеньора нестабильна, потому служение вассала нестабильно и, кроме того, поведение крестьян нестабильно, поскольку не полно находится под контролем сеньора.
По сути обе позиции отражают (непроизвольно и только, в конечном счете) обмен услугами профессий и одновременно хозяйственных укладов: уклада насилия-войны (в режиме защиты и обеспечения безопасности людей плуга) и уклада земледелия. Но этот обмен в отличие от государственной монополии или начального акта общественного согласия с последующей узурпацией государством власти, теперь является с обеих сторон конкурентным актом. Феодализм оказывается чистой сепарацией ключевых на этот момент хозяйственных укладов, зацикленных в своем противостоянии до этого периода (в период империй) – насилия и земледелия.
Второе ясное обстоятельство заключается в том, что в процессе исполнения работ и услуг по этим видам деятельности, в социальной системе появляется неосознанно и непроизвольно институт конкуренции в обеих формах уклада как нанимателя - стороны, предлагающей трудоустройство, так и работника - стороны, предлагающей свой собственный труд и услуги. и возможности профессионального устройства (трудоустройства) и отказа от труда (в форме отказа от вассальной зависимости или ухода, выхода, отхода позже в город).
Мы уже говорили о том, что в разрушающейся империи или в тотальном коррумпирующем государстве устройство на работу ведется «по блату» или «по знакомству». И БОЛЕЕ НИЧЕГО НЕ ТРЕБУЕТСЯ. Почему? Государство в представлении работодателя-чиновника не разоряется! Но даже если в разрушающейся империи положение именно таково, то при феодализме или с развитием феодализма положение постепенно изменяется и становится СОВСЕМ ИНЫМ. И видно это обстоятельство, прежде всего, по «трудоустройству» вассала.
«Устройство на работу» родственника (сына и т.п.) на службу вассала (в отличие от трудоустройства на государственную службу) в развитом феодализме ведется не только «по знакомству», но по совокупности качеств моральных (преданность господину и сеньору) и профессиональных – воинское искусство и доблесть. Связано последнее с тем, что сеньор набирает собственное войско для себя лично, а не для чиновного грабежа воспринимаемого как бездонный государственного бюджета. Сеньору нужен не только сын друга, но вполне умелый рыцарь. Но ему особенно нужна преданность рыцаря в его отряде больше, чем нужна преданность прихлебателя при государственной коррупции. При разграблении уже слабого государства различия будут означать только размер награбленного. Государство защитить уже некому – все короли «ленивые», а остальным «активистам» этот инструмент не нужен.. При защите своего уже награбленного или «подаренного» (бенефициарного) перед другими «частными» сеньорами цена утраты помощи и поддержки в военном столкновении будет другой. Это сама жизнь в бою или огромный выкуп при пленении. Более того, выкупать из плена сеньора будут те самые вассалы, которым доверил власть под собою сеньор и их крестьяне.
Отсюда преданность вассала сеньору в бою и верность сеньору, когда он находится в тяжелом положении и в случае пленения становится важнейшей профессиональной чертой каждого человека, претендующего быть признанным укладу высшего сословия или людей меча. Позже она формирует ту черту, которая в Европе образует мало распространенное в такой стране, как поздняя империя, понятие ЧЕСТИ или верности данному слову. Этим дорожат, прежде всего. Это как при маркетинге тщательно демонстрируют, демонстрируют не только в бою, поскольку возможностей боя недостаточно. Это демонстрируют в случае игр и возвращения долгов (заметим долгов между дворянами). Послужные списки, список родственников и генеалогии – «у меня в роду все такие были». Верность, личная преданность – не предавать сеньора, спасать и выкупать – это очень похоже на поведение при коррупции шефа или свояка. Но феодализм – это и есть результирующий этап самой большой исторической коррупции, которая в первый и последний раз послужила социальному прогрессу. Послужила тем, что коррупция уже закончилась и началась новая жизнь в море конкуренции и уже без крыши или ресурса государства. Это в некотором смысле природный и естественный расцвет коррупции, ее исторический момент и период, способствующий социальному прогрессу, momento mori или конец света в одном отдельно взятом государстве.
Вторая черта – военный профессионализм, боевые качества. Для этого, кроме забот собственной подготовки, забот о коне, об оружии, доспехах и т.п. регулярно устраиваются рыцарские турниры, которые как бы создают рейтинг претендентов на должности. Присутствие в рыцарских турнирах женщин двора сеньора на почетных местах очень важно. Важно стремление понравиться дамам и непременно жене своего сеньора (традиционный принцип выбора «дамы сердца»). Через дам можно повлиять на выбор самого сеньора. Это довольно наивно, но это указывает, на важность получения позиции и на значение вполне реальной конкуренции. Кроме того, демонстрация смелости и способности к ярости ведется и самим поведением рыцарей или их сыновей-подростков. Вспышки ярости и гнева, бурная реакция и переход к рукопашной, вызов на дуэль является важной психологической характеристикой профессии воина. По сути это демонстрация профессиональных свойств. Постоять за свою честь и статус в физическом столкновении или проявить «амбициозность» – это демонстрационные свойства военного человека, причем военного человек тех времен. Когда сила и личная эмоция силового столкновения была важнее всего. И беда, когда эти черты личности правителя накладываются на мирное время и время труда, более того, время труда интеллектуального, когда более полагается семь раз отмерить или подумать, а отрезать (или подписать договор или закон) только один. Вообще во времена феодализма всякие умствования есть признак нерешительности. Сюда же относится и важная профессиональная черта сеньора как нанимателя – это демонстрируемая черта – щедрость. Во времена оплаты натурой распределение добычи ведется по воле сеньора. Но далее в отсутствии «содержания» и часто рыцари живут и «столуются» (и вооружаются) в самом замке, поэтому щедрость сеньора до найма и слава щедрого человека – это и предмет рассуждений, идти ли к нему на службу, и это предмет обсуждений крестьян, перейти ли к этому сеньору на его земли тоже.
В итоге и по мере роста населения избыток молодых претендентов и недостаток «вакансий» образует мощную конкуренцию. Все остальные, выпавшие из списка ставших вассалами, суть странствующие рыцари (Европа) или «ронины» (Япония). Итак, в укладе войны возникает профессиональный уровень. Он обусловлен конкуренцией, а значит это уже рынок. Но еще не денежный. Только позже возникают и денежные расчеты («щитовые деньги»), на основе которых возникает наемное войско.
Таким образом, статус и профессия в феодальном способе производства имеют редкое единство – это одно и то же. Отсюда и табель о рангах в различных странах и в России. Ибо статус – это прямой уровень военной иерархии и одновременно иерархии труда насилия и одновременно уровень оплаты этого профессионального труда насилия (уклада войны) количеством крестьян, которые будут этот уклад содержать.
И мы переходим к теме статуса крестьян.
Крестьяне. Статус крестьянина определяется степенью его свободы от повинностей. Статус измеряется объемом и важностью услуг в натуральном его выражении. Профессиональные качества в области земледелия доказывать не было необходимости – земледелец – «не умеешь – сам виноват – умрешь от голода». А пришел на землю работать – паши, не сможешь – выгоним. Поэтому крестьян сословием и не величали, но беречь как скот и говорящее животное берегли не как рабов в Афинах, а много больше. Ибо цена их не один набег на далекий берег Средиземноморья (несколько месяцев), а длительное время сбережения (и «разведения») крестьян – десятки лет.
Феодализм – не состояние, а процесс. И трудовые отношения в этот период складываются как ряд этапов. Важно понимать, что является существенным в таком процессе, а что оказывается только подготовкой или последействием, или просто случайным вариантом, который не является необходимым, но просто одним из возможных вариантов, сопутствующих основному процессу.
По нашему мнению следует фиксировать внимание на главный процесс от момента образования социальных структур феодализма - иерархий труда поместного хозяйства до финала – появления выделенного ремесла. Под финалом здесь мы понимаем финал первого порядка, предполагая последующий процесс феодальным, но сам феодализм многошаговым процессом. Такой главный процесс функционирования поместного хозяйства, точнее, всей системы поместных хозяйств, и в этом состоит наша новация исторического анализа, должен нести в себе причину или отгадку последующего выделения, появления отдельного от деревни ремесла и последующего его роста.
Этот процесс представляет собой развитие сеньориального поместья в Западной Европе.
Начало поместью (в Европе) кладется проблемами существования уклада насилия и его носителей в момент невозможности что-либо завоевать.
Это первое социальное условие. А невозможность завоевать связано с внутренними войнами равных по силе противников. И это приводит просто к гибели хозяйства (Меровинги). Кстати, таких ситуаций до Меровингов в истории «миллион». Достаточно вспомнить, например, гибель империи Великих Моголов, где четыре сына предпоследнего правителя сражаются между собой не оставляя камня на камне.
Но далее для Европы возникает и специфика. Охотники, привыкшие к добыче, ее больше не имеют. Они переходят к земледелию, но не привыкли ни отдавать часть продуктов своего труда кому-либо, ни собирать его в качестве податных чиновников. У пришедших в Галлию франков просто еще не было своей государственности и потому традиции кому-либо отдавать часть своей продукции.
Домениальное хозяйство возникает в подражание монастырским, которые оказываются единственными хозяйствами, сохраняющими ценность. Короли и претенденты не смеют их грабить. Простые франки переходят к земледелию на аллодах, просто захваченных (пустых) землях – это воины и крестьяне (для себя). А домениальное хозяйство для короля и не одно, возникает изначально как захваченные имения галлов, в которых самих галлов логично видеть как сервов, новоиспеченных рабов. Более поздние бенефиции так же по аналогии требуют для их владельцев создания поместий. Но заставить работать на поместье самих франков не так просто. Формы включения известны. Это беженцы от военных действий, которые не щадят никого и далее различные комменды и вымогательства с дарениями. Банды франков-мародеров ускоряют поиски покровителей. Крестьян принуждают работать просто из-за голода и угрозы голода при грабеже военных людей. Если не иметь своих людей на земле, то приходится стать разбойником в отношении всех прочих. И это судьба всех неоплачиваемых «защитников отечества», когда государство и общество не имеет стремления или умения регулировать свои отношения. Так (создавая имения и сгоняя правдой и неправдой в них крестьян) делают Меровинги. Позже поместья, домены и имения поддерживают их мажордомы и вассалы, которым раздаются части доменов в служилое пользование.
Например, у Карла Великого было до ста поместий и дворцово-хозяйственных комплексов, между которыми он и его двор переезжал многократно, сменяя место проживания, и одновременно контролируя власть, помечая своим присутствием забывчивых подданных. Это своеобразное «полюдье» (С. М. Соловьев) или «отхожий промысел короля» (Бюхер) указывает на нестабильность самоидентификации жителей и даже вассалов. Собрать дань в малой местности возле поместья или заставить людей работать на общих соседних с деревнями полях поместья – вот альтернативы того периода. Но русские князья (или норманны) были еще проще в этом отношении и отражают своим обычаем более раннюю фазу таких отношений. В целом развитие поместного хозяйства отмечается на период середины правления Меровингов и начала и расцвета Каролингов. К концу правления Каролингов поместья выделяются уже как частные хозяйства или хозяйства в наследуемой форме вассалов. Поэтому к середине X века складывание собственно феодальной системы или снятие связей между поместьями и центральной властью во Франции можно считать законченным процессом. Ну а собственный подъем обмена и ремесел начинается не раньше середины XI века.
Роль барщинных полевых работ. Особенность начальной барщины (и общего поля) вообще может вытекать из родовых традиций начальных земледельцев. Но мы знаем, что франки-охотники не из их числа. Это отношение может возникать из отсутствия традиции или из устойчивого нежелания отдавать столько прибавочного продукта, сколько расписано еще слабой властью. Из последнего вариант проистекает, как нам кажется, и государственный вариант франкских поместий. У нас, впрочем, имеется и другой пример. Это советская или колхозная государщина, вызванная «недосевом» 26-27 годов и посевной забастовкой крестьян 1928 года. Крестьяне, уже вкусившие десятилетие свободы Декрета о Земле, имели сундуки советских червонцев за период работы в 1923-26 годах, но не видели городских товаров для села. Итак, начальная барщина есть принуждение, а на земле больших домениальных поместий, как минимум работают галлы и любые не франки в статусе сервов.
Есть и другая версия, которая дополняет первую и не противоречит ей. Вторая версия возникает из непрерывного грабежа и (или) произвола всех видов властей и военных людей в этом огромном пространстве непрерывного произвола, считай, «разверсток». Потребность в безопасности 1 и 2 не удовлетворена. Тогда причина появления того же хозяйства – это подчинение отдельных людей со своей землей вассалу короля. Этот «добровольно-принудительный» процесс феодализации в Европе явственно отмечен документами
В Японии это подчинение не отдельных лиц с землей, хотя и такое имеет место, а целой крестьянской общины частному военному лидеру или даже своему соседу с хорошей военной подготовкой. Здесь масштаб меньше. Лидер со своей командой, возможно, из своих, подряжается защищать такую общину от набегов других самураев и разбойников, а крестьяне общины в согласии работают на полях, которые они считают своими, при этом они отдают часть урожая в обеспечение своего патрона и его отряда.
В общем случае сеньор в Европе со своим воинством или лидер и его военный отряд (Япония) имеет тенденцию и интерес увеличивать свое хозяйство и число крестьян в нем. Тенденции такого развития в рыночном хозяйстве при ослаблении государства наблюдаются даже в конце XX –го века. Самодостаточное или натуральное поместье (или барщина) предполагает полное отсутствие возможности или малые возможности продавать и обменивать результаты и продукцию вовне. Но оно же предполагает некую не слишком великую опасность такой изолированности для самого хозяйства. Опасность есть, но она не трагична и не обесценивает труд и самих людей. Опасность преодолима таким отрядом, который может прокормить сельская община или система общин. Но уровень такой защиты соответствует только угрозам внутреннего масштаба.
Итак, мы имеем поместное хозяйство как иерархию труда. Иерархия труда есть распределенная связь сеньора (или самурая) и его людей с крестьянами как поставщиками труда на общем поле и продуктов этого поля или дани со своего поля.
Как только происходит первое, так проистекает и следствие.
Второе социальное условие. В этой социальной общности возникают такие же хозяйства и военные отряды во главе с князьями. Сеньоры и их хозяйства столь же изолированы и так же угрожают другим хозяйствам своим стремлением захватить землю, крестьян и их продукты. Второе условие означает возникновение конкуренции иерархий труда.
Конкуренция иерархий труда – это суть феодализма – полное хозяйства как поместье возглавляемое людьми уклада войны – профессионалами. Между иерархиями труда разворачивается борьба за труд и продукт крестьян. С одной стороны, кто больше получит продукта, тот наберет больше воинов и завоюет больше земли и крестьян. С другой стороны объем полученной продукции с крестьян есть прибавочный продукт или дань. И увеличение барщины и оброков на крестьянина приводит к тому, что крестьяне начинают бежать от хозяина к другим менее жестким в стремлении договориться о работе на новом месте.
Часто ли крестьяне бегут? Достаточно знать, что в каждой деревне находятся люди сразу нескольких сеньоров, и это характеризует мобильность (и даже обмен информацией об объеме повинностей). Кроме того до XV века избы крестьянская вообще рассматривается как движимое имущество, ее перевозят с места на место и даже в город (Кулишер И. М.) Это же упоминает М. Блок, говоря о ночном бегстве крестьянина в подводе, на которую погружен дом.
Возникает обратная связь или ограничение на размер эксплуатации крестьян. Жадные хозяева остаются без людей, их возможность содержать дружину, отряд, экипировку сокращается. Их боевые возможности падают, и конкретные возможности тоже. Более щедрые сеньоры оказываются в более выгодном положении. К ним стекаются беглецы, их возможности прокормить большой отряд, привлечь новых опытных вассалов возрастают. Их успехи заканчиваются присоединением все новых земель от слабеющих знатных, но жадных соседей. И с этого периода, как и с периода «викингов», походов под водительством смелого и щедрого князя-вождя, щедрость продолжает быть не только привлекательной, но и мотивирующей чертой и в войне, и в не силовой конкуренции иерархий земледельческого и всякого другого труда, как говорится «с древнейших времен до наших дней». Для России особенно ясно, что понятие щедрость воедино связано с уровнем фактической эксплуатации.
И далее мы обсуждаем проблему эксплуатации в таких хозяйствах. Выше мы говорили, что сверхэксплуатация (как и недоэксплуатация) разрушает разделение труда и иерархию труда. Когда речь идет об иерархии труда – государстве – погибает или отстает в своем развитии народ. Когда в эксплуатации конкурируют отдельные иерархии труда в земледелии внутри одного этноса (а позже в любой другой сфере – капитализме), то погибает не народ, а только иерархия труда как организация, обременяющая своих работников и общество в целом чрезмерной эксплуатацией. В соответствии с теорией и практикой такая иерархия слабеет, уходящие (бегущие) из нее работники (ногами) и усиливающиеся при этом остальные иерархии труда (силой) уничтожают неадекватную обстоятельствам или дефектную социальную структуру. Конкуренция социальных структур начинает напоминать какой-то органический фагоцитоз – уничтожение социальной структуры другими более мощными структурами. Генератором выживания оказывается приемлемость ресурсного отбора (или эксплуатации) для участников иерархий труда.
Творчество в поместном хозяйстве и его роль. А теперь мы возвращаемся к тому, что сеньор является если не формальным, то, безусловно, фактическим владельцем земли и как минимум владельцем части их труда и их результатов. И ясно, что этими ресурсами, включая и самих крестьян, он имеет право и возможность ТВОРЧЕСКИ РАСПОРЯЖАТЬСЯ, т. е. УПРАВЛЯТЬ. Это управление, как мы видим, связано с прямым указанием объема служб и оброков. В общем случае это достаточно мало и это просто повторяет практику древних государственных систем, копирующих азиатский способ производства на богарных землях, где не требуется коллективных работ. Однако мы покажем, что ест и существенное дополнительное отличие, которое и становится ведущим фактором.
Итак, творчество поместных хозяев в Европе или «зачинщиков феодального строя» проявляется в том, чтобы быть жадным или быть щедрым. И в Западной Европе человечество проходит конкурентную школу этих социальных свойств в прямой и последовательной конкуренции сеньоров-вассалов. А результатом такого творчества, проверки результатов и обобщения подбора условий труда, приемлемых для крестьян, при которых они перестают уходить, оказывается то, что позже образует социальную норму и потому традицию, обычай или «кутюм» (custom). Кутюм – это норма, которую установила практика путем согласия самих крестьян.
Второе значение творчества хозяев (или только их управляющих) в феодальном поместье является достаточно быстрый уход от полевой барщины (к XI веку) и переход к оброкам в качестве более эффективной формы хозяйствования. В этом процессе как бы повторилась история развития государственного способа производства с их общими полями (храмовыми, царскими), когда из-за возрастания «социальной лени» роль таких полей упала, а основные производства в земледелии и в ремесле оказались в руках семейного хозяйства или в руках предпринимателей (ремесленников-торговцев). И государства (АСП-ГСП), перешедшие к налоговой форме или к даням и другим повинностям в натуральной или в денежной форме, вполне повторены и личным сеньориальным опытом новых маленьких государств в государстве – феодальных хозяйств.
Но творчество верхов в конкурирующих иерархиях земледельческого труда проявляется и во многих других отношениях. Поэтому сравнение поместных хозяйств феодализма с советской государщиной вовсе не так поверхностно. Впрочем, мы не смеем приравнивать передовой в социальном смысле феодальный способ производства с более ранними и примитивными государственными формами, которыми большевики осчастливили современное человечество и Россию, причем в ценной для историков хорошо документированной форме.
Творческое управление поместных хозяйств включает и введение новых пахотных технологий и смену тягловых животных, переход к трехполью, развитие севооборотов и расширение используемых культур, например, виноградарства, позже введение баналитетов: особенно, создания мельниц, что невозможно без концентрации ресурсов и организации совместного труда и даже ремесленных производств. Более того, чуть позже творческий сеньор имеет право выдвигать требование исполнять оброчные повинности выполнением домашних ремесел и уплаты оброка изделиями ремесла (для продажи домениальными службами на городском рынке). Так часты оброки в плугах, серпах и топорах из дерева и из железа. Нередко предметом оброка было шитье по ткани или шитье одежды (плащи), часто из материала, данного вотчиной. Сама вотчина продает на рынке кроме зерна, скот, кожу, шерсть. Кроме того, поместье или чаще монастырь или аббатство может приглашать свободных мастеров по оружию или украшениям, производству бумаги, витражей, для строительства храмов или замков. Такие мастера руководят людьми на барщине и последние приобретают новый опыт.
Почему сеньор это делает? Потребность в предметах роскоши и вооружений может осуществляться за счет продажи хлеба, позже вина, позже, всего того, что может делать его хозяйство. И очень важно отметить, что сеньоральное хозяйство (имея общий ресурс и запасы) оказалось инициатором и проводником ремесел в деревне, включения деревни в товарное хозяйство малого местного рынка, предшественником создания городского ремесла. И еще раз об иерархии труда – идея и труд принуждения крестьян к ремеслу в оброке – это собственно труд творчества сеньора в ЭТОЙ ИЕРАРХИИ ТРУДА. И еще одна особенность, отличающая ЭТО ТВОРЧЕСТВО ОТ ТВОРЧЕСТВА ВЫСШЕГО ГОСУДАРСТЕВЕННОГО ИЕРАРХА. Мы знаем и из истории Каролингов о творчестве императора, который пытался распространить (списком) множество культур в своих поместьях и тем осчастливить сельское хозяйство осчастливленной Священной Римской империи. Кое-что в России (СССР) слышано и о кукурузе, внедрявшейся сразу по всему государству, чтобы поддержать творчество одного секретаря и премьер-министра. Разница в том, что опыт малых поместий приводит в случае успеха к распространению опыта, а при неудаче остается в масштабе эксперимента. И тем феодализм ценнее для общества, чем тотальная зависимость от глупости или таланта одного вождя.
Мы показали, что поместье и собранные им с крестьян ресурсы смогли преобразоваться в подготовку всего сельского населения Западной Европы к рыночным (простым товарно-денежным) отношениям через творчество поместного руководства трудом крестьян. Но можно ли было сделать это как-то иначе, без феодализации и поместий? Историки, похоже, не ставили специально этот вопрос, они просто изучали крестьянское общество само по себе.
Община и невозможность творчества в ней. Роль поместья. Все авторы, обсуждая возможности крестьянской общины, указывают на традиционализм общины и невозможность собственного творчества крестьян в ней. Сама община неспособна на распространение новаций внутри себя. Традиция – это защита людей кругозора общины от несчастий и экспериментов, для производства которых у них никогда нет и не было дополнительных ресурсов, а, следовательно, и свободы пробовать новое. Более того, в том мышлении того времени, нарушать традиции было святотатством, почти идти против Бога. Позже это могло вызывать зависть членов общины в случае успеха, в общем случае человека, ведущего себя отлично от остальных признают сумасшедшим или юродствующим, реже колдуном.
Сказанное означает, что всякие новации в деревне могли идти лишь с инициативы, точнее, по приказу. Более того, от приказа сеньора и его людей, сверху. Стоит напомнить отнятые у крестьян жернова ручных мельниц и устланные дорожки этими жерновами. Так сделано, чтобы заставить крестьян молоть зерно на барской мельнице (и чтобы они платили за это). Но в этом и экономия времени крестьян, и возможность нагрузить их (в зимнее время новыми оброками – трудом ремесленным). Так непроизвольно феодализм и финансовый интерес хозяина готовит будущих горожан и возможность отделения ремесла. Даже требование перехода на денежные формы оброка (и это удобнее господину) заставляют крестьянина ехать на рынок, торговать – тем самым включают его в товарный обмен, учат торговле.
То же, но более патриархально, в Японии. Самураи, кроме своих основных занятий – военной подготовки с отрядом, подготовки снаряжения и боевых действий, не просто возглавляли деревню или группу деревень. Они организовывали общинные работы на подготовку «новых рисовых полей», подвод к ним воды, т.е. создание системы ирригации. И нельзя сказать, что такие работы были только его интересом. При росте числа людей общее количество продукта с полей оставалось почти неизменным. Организация новых полей (с мотивацией того, что они есть собственность и сеэн, и оказываются землей в пользовании самой деревни) означала для крестьян возможность увеличить и средний урожай риса на каждую семью в своем пользовании. А господин тоже мог получить больше продукта для себя и его дома и воинов с более широкой площади посевов.
Психологическая и патриархальная функция сеньора и роль детей сеньора. В представлении современника такие обряды как «право первой ночи» (Jus primae noctis, право лишения невинности невесты своего крестьянина или как минимум символическое разрешение на брак – переступание сеньором постели) или «мертвой руки» (main-morte, передача наследства от умершего главы крестьянской семьи его наследнику) является чудовищным произволом. В те времена это означало, что сеньор ощущал себя с некоторого времени (и в сознании крестьян тоже) отцом и старшим членом, просто главой деревенского общества и каждой крестьянской семьи.
Психологическая роль крестьян как детей сеньора. С другой стороны, крестьяне спасали по традиции своего «отца», если он попадал в плен, собирая средства на выкуп его у захватчика. Отсюда готовы они были и на сверхплановые, как мы сейчас сказали бы, «сверхурочные» сдачи своих продуктов.
Значение сбережения и приумножения крестьян. Поэтому количество дани или продукта, или количество труда и потому продукции и оброков зависит от количества крестьян. Европа зависит от этого в первую очередь (земля в избытке), а Япония в меньшей степени – земля в недостатке. Однако, рис – продукция трудоемкая и количество людей тоже важно.
Отсюда стремление увеличить продукт выливается в стремление увеличить количество крестьян потому, что более примитивное решение – увеличить сбор дани и служб с крестьян или количество их труда на барщинном поле – приводит к бегству. В самых лучших образцах возникает возможность увеличить производительность крестьян приказом и новациями, вспомогательными устройствами в земледелии и в переработке продукции (баналитеты на мельницы, винные прессы, печи и т.п.). Как говорили сеньоры: «Крестьяне это те же быки – только без рогов»
Именно, те иерархии труда, которые эффективнее производят прибавочный продукт, причем весь комплекс необходимых продуктов, и имеют возможность содержать больше рыцарей и вооруженных людей, обеспечивающих безопасность поместий и хозяйств, принадлежащих их патронажу крестьян. Кроме того с помощью своего отряда можно увеличивать давление на соседей, постепенно, прибирая к рукам соседние «плохо лежащие» земли.
Развитие норм эксплуатации. От насилия к договору. Без новаций и изобретений размер дани складывается постепенно как не произвол, а накопленная традиция - «кутюмы». Конечно, изначально традиции нет. Есть излишек брошенной земли и мечущееся население, которое идет туда, где легче и безопаснее, где более покладистый сеньор. И первые хозяйства, какие ни есть, спасают от голода. А далее крестьяне переходят к другим господам в поисках более легкого «тягла». Иерархия труда постепенно превращается в индивидуальный натуральный договор найма, только и барщина, и оброк прописываются в услугах и в продуктах. Со временем возникают и традиции. Они есть результат длительного сложения приемлемых для обеих сторон условий. Но это более позднее явление. И далее и позже, фиксированные кутюмы будут играть всегда в пользу крестьян, ибо они зафиксированы жестко и не издольно (для тех времен, когда для оценки объемов урожая и сбора дани в зависимости от урожая не было ни времени, ни сил, ни квалификации). Они (оброки) будут удобны, ибо производительность труда крестьян растет, а кутюмы неизменны. И мы переходим к дистрибуции.
Договор крестьянина с сеньорией об услугах и оброках изначально и позже долгое время был устный. И логика «так всегда было» был просто способом мышления в деревне. Обычно он представлял фиксированные платежи натурой и список услуг, например, определенное количество дней в году и по праздникам и по отдельным месяцам с количеством дней труда тех видов, какой назначит управляющий. Такое перечисление длинным списком известно и текстами, которые сохранились в монастырях и хранились там, вероятно, как образцы – оно было удобно при заключении договора с монастырем или с сеньориальным хозяйством. Это был объем трудодней (и вплоть до трети дня) даже без указания службы («по потребности» или «что скажут») и количество продуктов и даты их поставок удобно проверять и учитывать. Простота учета в том, что отсутствует необходимость учитывать объем урожая. С другой стороны объем поставок и не должен учитывать урожайный год, а скорее – средний или худший год, чтобы гарантировать поставки и долг за прошлый год.
Однозначность поставок крестьянина – это и удобство сеньора против обмана приказчика (старшего приказчика – мажордома) или мажордома против обмана младших распорядителей. В случае выбора оброка издольно, то есть при долевом планировании оброка, обманщик всегда мог сослаться на неурожай и сдать мало зерна. Кроме того, забор урожая от доли мог происходить только после сбора всего урожая. И это было чрезвычайно неудобно в умеренном климате. Урожай должен был мокнуть на самом поле в ожидании учетчика, и часть его могла пропасть или быть украдена. Издоьные формы могли быть устойчивы в более теплом субтропическом климате у побережья Средиземноморья. Где они и были распространены.
Примечание: Стоит напомнить, что неудача и кризис управления 1932 года у Сталина произошел именно в момент, когда законом была назначена доля урожая – треть, а колхозники начали прятать и раздавать на трудодни хлеб до определения всего объема урожая. После принуждения крестьян к «послушанию» (голод и смерть более чем 6-8 млн. крестьян в 1932-1933 гг.) на следующий 1933 год был принят чисто «феодальный» фиксированный объем сдачи «поставок, имеющих силу налога».
Однако при фиксированном налоге или «дани», введенных как традиция, сеньор-хозяин проигрывает, когда растет урожайность. Стоит ли говорить, что эта форма стала самым сильным мотивирующим средством к труду крестьянина на собственном поле.
Данные указывают, что барщина постепенно и довольно быстро сокращалась, поскольку оказалась невыгодной как по интенсивности труда, так и по требованиям работников, которых необходимо было кормить в день выхода на поле. Кроме того, в народных традициях работник требовал себе часть продукта за труд – например, сноп с каждого воза или каравай хлеба размера, чтоб охватить подмышкой и не засунуть палец за пояс (Кулишер И. М.) и тому подобное.
Вторым этапом изменения дистрибуции стал перевод на денежную форму оплаты повинностей и денежная форма оброков. Но это уже относительно поздний период развития деревни с распространением малых местных городов и местного обмена. Ряд платежей и кутюмов превратились в шутливые и символические к XIII в.
В связи с освобождением крестьян и увеличением их численности, ростом плотности населения возникает конкуренция крестьян за место труда, люди, готовые взять землю в аренду – частое явление и денежные оброки и службы «своего» крестьянина легко меняются на арендные платежи пришлого человека со стороны. Это могло быть выгодней для сеньора, если «свой» ушел на работы в город и платил оброки «по традиции», «по старине», и это было мало, а пришедший крестьянин был готов отдать с того же поля больше урожая в денежной его форме.
В системе европейского феодализма есть и свои флуктуации, которые не имеют отношения к закономерности. В «Черной смерти» количество работников снова резко упало. И попытка прикрепить крестьян к земле снова инициировалась землевладельцами и даже поддерживалась государством, но тщетно. Хозяева не выдерживали и сманивали людей на пустые земли. И в Европе последовательно росла роль аренды и личной свободы. В таких ситуациях мы наблюдаем интересную закономерность – ответ истории (людей и их потребностей) на изменение ситуаций. Всякие, даже прямо противоположные, изменения и воздействия на множество людей приводят к сдвигу в одном и том же направлении – в данном случае, что бы не происходило в Западной Европе – все вело к освобождению крестьян – росту рынка свободной рабочей силы.
Растущие города также некоторое время охотно принимали крестьян, что, как известно, послужило их освобождению. Границей этого процесса стала способность местных городов кормиться за счет местной деревни. Это интуитивное ощущение горожан прекратить рост ремесла возникло перед Черной Смертью и после XV века еще раз.
Например, огораживания земель в Англии в XVI веке, оказалось снова угнетающим по Мальтусу фактором положения в деревне, но теперь ведущим стал город и торговля, его интересы. При доле городского населения в 20 % в шерстяной промышленности оказалось около половины населения страны. Рост нищеты и безработицы привел к колоссальной мотивации крестьян, которой не было в период благодушного и комфортного существования позднефеодальной деревни (простое товарное хозяйство). Согнанные крестьяне уходили в суконное производство, рассеянное по стране в обход цеховых городских монополий. Они нанимались моряками на торговые корабли и контрактовались в армию, ехали в колонии, в Новую Англию, в Ирландию и Канаду. Мужской работы было так много, что даже мануфактурное производство оказалось позже загруженным лишь женщинами и детьми, что указывает на явное нежелание мужчин заниматься таким трудом. Остаток поглощался местной общиной, которая оказалась вынуждена заниматься социальным вопросом. И процесс развития хозяйства уже не зависел как в прошлом от произвола государства.
Изобильные реформационные и династические войны в Европе в период создания и расцвета рынка во вновь созданных «абсолютистских» государствах (16-17 века) уже частично имеют отношение к капитализму (Голландия). Второе. Частично эти войны (Габсбурги) уже результат ранних колоний, которые дали неправый ресурс новоявленному империализму, еще не ставшему капитализмом. И такой империализм уже пытается диктовать передовому капитализму (Голландия, Англия) «знать свое место» и «служить государям». И мы знаем, чем это, к счастью, закончилось. Третье. Частично, это начало Реформации и контрреформации как противоречивое поведение сообщества (потом, мы поймем, что всего мирового сообщества) в его вступлении в капитализм с антикапиталистическим протестным поведением крестьян и дворян, потом рабочих и рабочего класса, потом отстающей периферии капитализма в виде социальных и социалистических и других духовных и террористических движений.
Итак, собственно период развития феодализма характеризуется падением нормы эксплуатации крестьян, что и приводит к росту населения и высвобождению свободной рабочей силы для отделяющегося от земледелия ремесла.
Неравенство в феодальной иерархии труда существует. Однако для анализа важно не абсолютное социальное неравенство, а его сравнение с предшествующим способом производства, с империями до появления феодализма.
Мы предлагаем следующее утверждение.
Все империи погибают, увлекая в геенну огненную население и прежде всего крестьянство (сначала города, а потом крестьянство), образуя теории циклов и повторений взлетов-падений.
Империи погибают. В процессе деградации положение сельского хозяйства практически всегда оказывается очень тяжелым, население в массе гибнет. Это косвенно отражается и в официальных данных. Во времена Рима от налоговых сборщиков население бежит к варварам, к «союзникам», «федератам», где не действует налоговая служба Рима, в поздней Византии греческое население бежит к тюркам – сельджукам и даже отказывается выходить на стены Константинополя защищать императора-базилевса и себя от завоевателей. Для Ирана, Китая, России времен Грозного и позже бегство земледельцев на границы государств (и последующее их оформление в виде привилегированных воинов-земледельцев – норма), но конечно основная плотность населения растет медленно, а город почти не возрастает. Голосование ногами самое верное подтверждение оценок общественного мнения того периода. В части текстовых материалов – наоборот. Все прекрасно, и жалоб не обнаруживается.
Феодализм, наоборот, указывает на транзит к развитию всех созидательных сторон хозяйства. Идет рост сначала населения, потом производительности, выделения ремесла в общины и в городские цеха, в направлении к развитию города и капитализма. Он характеризуется поступательной динамикой, правда с рядом вполне объяснимых (ниже) срывов части.
Это означает, что социальное неравенство в интегральном смысле в империях всегда выше, чем при феодализме, если феодализм рассматривать как закономерность. Кроме того, мы уже говорили, что возможностей для насилия при феодализме много меньше, отсюда вытекает и уже обсуждавшаяся менее высокая эксплуатация.
Искаженное представление о страданиях при феодализме. Между тем письменные данные создают при историческом исследовании противоположную картину. Суть проблемы состоит в том, что материалах европейского феодализма присутствует множество данных о страданиях населения, и эти данные очень конкретны, а в материалах предшествующих империй таких данных совсем не много.
Объяснение такого феномена мы видим в следующем.
Причина 1. Противоположность тотального (в империи) и частного (при феодализме). В тоталитарных (а большинство империй к стадии упадка становятся или тяготеют стать тоталитарными) системах наличествует преобладание позитивного в оценках материала. В случае феодализма он при много большем реализме материала дает представление о более страшных и жестоких временах. Но и мы должны быть реалистами. Именно при феодализме реальность и качество материала резко возрастает и возникает ощущение резкого ухудшения уровня жизни, что отражается числом сохраненных жалоб и просто фактического материала сохраненных множественных источников (монастыри). Кстати, независимость источников (сторонних наблюдателей, а иногда и заинтересованных) просто отражается работой церкви и монастырей в том время, как в империях вся идеология и письменные источники часто просто являются частью государства и не имеют цели фиксации страданий и недостатков.
Причина 2. Имперская ностальгия и влияние ее на историческую науку. Второе искажение истории происходит от потребностей потомков империй. После распада империй, как мы осознаем на своей собственной истории, население долго переживает утраченное «величие», быстро забывая страдания и потери, мечтая еще раз «погреться в лучах славы». Максимально такое стремление у руководящих потомков, т.е. у новых политиков, которые строят новые государства. Таково и стремление получить титул императора и сама «реставрация» «Священной империи германского народа», многократные попытки воспроизвести давно ушедшие подвиги Александра Македонского. Таковы намерения Екатерины Великой, Павла, Наполеона, Гитлера, Сталина, борьба за Святую Землю, таковы и многие такого рода амбиции вплоть до современной мечты омыть сапоги в водах Индийского океана. Стоит напомнить, что крупнейшая катастрофа России имела общим направлением мотив открытия Босфорских проливов и освоения Святой Земли.
Мечты мечтами и масштаб мечты в ИСП и мечты в ФСП весьма разнятся. Потомки империи при феодализме мечтают о восстановлении величия. И для них феодализм это плохо. Наконец, по статусу, феодализм, это не просто плохо, а чудовищно плохо для любого чиновника, задача которого убедить в значимости собственной функции вечного подданного или избирателя. Отсюда мы можем уверенно утверждать, что похвал чиновников и науки, находящейся на его содержании, по поводу феодализма и его пользы для общества в отличие от всякой священной государственности мы никогда не дождемся. Феодализм в Западной Европе изобилует массой жалоб и точного и даже очень точного перечислений болезней, реестра голодных лет, чего много меньше в упоминаниях в режимах империй и историков империй.
Выводы. Население в Западной Европе поступательно возрастает, преодолевая яму Черной смерти, производительность труда так же возрастает, начинается отделение ремесла. А сравнительно с этим перспективы предшествующих империй совсем наоборот выглядят очень мрачно при существенно меньших жалобах и критических материалах. Сама динамика феодализма и его перехода к ремеслу и городу дают макроисторический ответ: знать беднеет и как класс со временем фактически исчезает. Появление новых классов обусловлено ремеслом и торговлей, которые больше не губят земледелие. Аналогична история с Японией. Наибольшие успехи роста сельского хозяйства в Японии и даже бурного появления малых и больших торговых городов относятся как раз к периоду «воюющих государств», когда центральный аппарат империи, двора и центральных храмов и монастырей, а также аппарата бакуфу как потребители и как управляющие структуры практически отсутствовали. Объем обрабатываемых земель сократился всего на 5 процентов, но выросли объемы производства, торговли, размер и мощь городов. Последнее привычно удивляет советских и российских историков.
Отдельные критические состояния. Черная смерть. И если существует падение численности населения (Черная смерть), то оно нерукотворно. Эпидемия чумы – причина высокой плотности и низкой гигиены – Кстати, источником эпидемии является инфекция из кочевий на Волге – единственный и последний по историческому времени «привет» Западной Европе от истинной периферии земледелия. Европа сделал свой вывод из Черной смерти (например, санитарный кордон на дорогах или карантин в портах, позже врачебные осмотры).
Отдельные критические состояния. Восстания. В области данных историков или даже исторических теорий по части феодализма нам помогает теория Бреннера [] о роли классовой борьбы при феодализме. Теория утверждает, что развитие хозяйства в Западной Европе (автор пытается рассматривать Европу и Восточную, но запутывается с анализом различий и их причин) вызвано высокой классовой борьбой крестьянства за свои права. Причем, сам автор не пытается объяснить, причины этого феномена, впрочем, ссылаясь на работу Дугласа Норта [] по этой теме.
Восстания в Западной Европе, возникшие с 16 века, мы не относим в счет феодализма. Это уже результат взаимодействия деревни и капитализма, который начинает влиять на деревню в том числе и в смысле религиозных интерпретаций потребностей общества.
Отдельные критические состояния. Огораживания. Мы относим это явление к становлению капитализма.
Отдельные критические состояния. Второе издание крепостничества. Это явление так же относится к становлению капитализма. Жесткость второго «становления» крепостничества заключается в том, что территория таких процессов относится к зонам жесткой государственности (империй), соседствующих с новыми государствами Западной Европы. Даже паспортная система СССР может рассматриваться как такая форма крепостничества, хотя (утопические) цели его антикапиталистические, но требования иметь средства для покупки промышленного оборудования и развития с помощью торговли с Европой вполне идентичны тем процессам, которые заботили дворян и помещиков стран Восточной Европы.