09 ноября 2005
4.2. Монопольные иерархии труда и механизм их
разложения
(продолжение 1)
Оглавление
Хозяйственный монополизм иерархий труда в единой
этнокультурной общности как ведущая особенность
Определение монопольной государственной иерархии
Краткий обзор
постановок и частичных решений проблемы
Платон.
Различные состояния государств как модели их типов
Н.
Макиавелли. Мир-бездеятельность-погибель
С.
М. Соловьев. Народная юность и старость
Н.
Я. Данилевский. Культурно-исторические типы рождения – дряхления - гибели
Г.
Шмоллер о причинах гибели государств
А.
Тойнби. Генезис – рост – распад цивилизаций
П.
Сорокин. Осцилляции между тоталитаризмом и Laissez-Fair
Л.
Н. Гумилев. Рост и утрата пассионарности народов
М.
Шильман и современные теории пульсаций
Е.
Т. Гайдар. Династические циклы в аграрных обществах
Л.
С. Васильев. Современное понимание цикличности историками
Выводы обзора и уточнение цели. История проведения работы
Концепция (парадигма) анализа цикличности и область
применения
Генезис
и рост – формирование иерархии – мотивации участников
Общественные движения и харизма лидера
Общественные и частные интересы и механизм смены ценностей
Механизм формирования процедур и структуры. Связь с
биологией
Период обострения «классовой борьбы»
Нижний уровень. Динамика мотивации. Первый этап
Рост
и стабилизация иерархии труда
Динамика мотивации на нижнем уровне. Возникновение
социальной лености
Средний уровень. Последствия удовлетворения потребности
в безопасности
Идеальная бюрократия построена. Что дальше?
Вызовы
и изменения среды - главная проблема иерархической структуры
Самая страшная тайна бюрократии – неспособность к
изменению
Эксперименты Ливитта и стабильность процедур
Большие
вызовы и реконструкция в ответ
Слабые
вызовы и движение к деградации - надлому
Преодоление «вызова» через неформальные процедуры
Динамика
мотивации на среднем уровне
Соблюдение старой нормы и правил становится опасным
Нарушение правил как нарушение системности
Генерация новых несистемных правил в отдельных частях
системы
Вымывание пассионариев как закономерность
Разоружение населения как гарантия чиновной безопасности
Коллапс общественных интересов. Изменение традиций и норм
морали.
Формирование системы личных отношений и круговой поруки
Личная зависимость разрушает управляемость.
Среднее звено прошло половину пути до распада.
Динамика
мотивации на высшем уровне
Угроза авторитету, власти и борьба за статус и престиж
Укрепление имиджа или престижа
Ротация кадров как способ понизить их потребность в
безопасности
Смена поколений в высшем управлении
О месте династической теории Гайдара
В предыдущем разделе мы отметили, что впервые созданные иерархии труда и государства – это одно и то же. Мы показали, как они могли формироваться, и какие проблемы решали, должны были решать их участники в момент создания.
Далее мы покажем, каковы обобщенные особенности их развития, или, если хотите, закономерности их развития, с позиции выделенных аксиом малых групп и иерархии потребностей, присущих среднему участнику социального процесса.
Мы начнем наш анализ с указания на одно общее важное свойство иерархий труда того времени – их хозяйственный монополизм.
Мы рассмотрим теории циклического развития общества, государств, политических систем, цивилизаций и культуры, предполагая, что в их основе лежат единые процессы. Каждая из теорий отражает реальные или видимые особенности фактического исторического материала и имеет определенную ценность. Мы почти только собираем эти материалы в систему. Приводимые нами исторические примеры только демонстрируют отдельные свойства и этапы циклов, но не служат доказательством. Последнее требует непомерно большого объема работы, которая фактически во многом уже проведена историками и представима или может быть представлена их обобщением.
Среди демонстрационного материала мы включаем и примеры весьма близкой нам истории, а также истории больших земледельческих империй более позднего периода патриархальной истории. Основание этому – (включение типологии империй и России) – будет дано позже. Все особенности первых государств или протогосударств будут отмечены в данной части, в следующем разделе. Впрочем, мы могли бы просто сослаться на мнение, например, Питирима Сорокина о том, что СССР полностью идентична как тоталитарная система древним деспотиям. Мы же считаем, что только системный и подробный анализ исторического процесса сам подведет читателя, который освоит такой тип мышления, к этому выводу.
Особенностью первых иерархий (земледельческого) труда – архаических государств и, как позже будет показано на длительный исторический период, – является (на начало своей активности) их абсолютный монополизм в поле хозяйственной деятельности. Или, иначе, они не имеют конкурентов в хозяйственном и соответственно в политическом отношении.
Хозяйственный монополизм проявляется первоначально в собственно хозяйственной деятельности (Шумер, Египет, предположительно Индия – Мохенджо-Даро и Хараппа и более поздних, например Инь (Шан) в Китае).
Позже, когда возникают множество многонациональных государств типа империй – этот фактор хозяйственного монополизма на начало активности или создания остается совершенно устойчивым. В терминах Макса Вебера такие государства можно именовать патримониальными (имеющими единого владыку-отца), однако Вебер в своей теории именует патримониальными и абсолютистские государства Европы, а это уже неверно (хотя бы наполовину).
Примечание: В работе с
множеством иных научных концепций мы многократно наталкиваемся на ситуацию не
точного сходства, при котором авторы частично верны (с нашей позиции), а
частично ошибаются. Затраты текстового труда на уточнение границ весьма велики,
поэтому в данной редакции мы будем стремиться точно изложить собственные
взгляды, но о частичных совпадениях и отличиях с другими авторами будем
упоминать достаточно экономно, опираясь в основном на положительный опыт и
совпадение или важный аргумент предшествия (приоритета) чужих идей.
Далее мы, отвлекаясь от реальных исторических процессов, переходим к социологии внутреннего развития именно таких иерархий труда.
Монопольной иерархией[1] труда в разделе мы будем именовать государственную иерархию, контролирующую в основном все производительные силы на подвластной территории в плане производства продукции и ее распределения или даже только в плане распределения (прибавочного) продукта. Контролем мы именуем реальное осуществление власти (практику власти). «Контроль в основном» понимается как политическое доминирование или доминирование в конечном счете в социуме (или в обществе, если оно есть) в целом. Подвластная территория может включать собственный этнос или ведущий (ие) титульную (ые) нацию (и) и территории населенные подвластными, завоеванными или присоединенными (хотя бы изначально и на добровольной основе) народами[2].
Примечание:
В политическом отношении такие иерархии, отражая экономическое господство
государства в стране, также имеют монопольную ничем не ограниченную власть.
Наиболее типичными примерами таких
государств являются все архаичные восточные деспотии и империи, включая
Западно-римскую, в Средние века к ним безоговорочно можно отнести Китай,
Византию, Османскую империю, Халифаты, в отдельные периоды, Индию Великих Моголов. Имеются и переходные
состояния. К ним относится, например,
власть северо-итальянского города в подчиненной ему сельском округе-коммуне
так, что коммуна имеет право продавать свою продукцию только в городе по
фиксировано низким ценам. При этом население города своей коллективной властью
перераспределяет прибавочный продукт в свою пользу. Наиболее сложные переходные
типы образуют простые общества типа «военной демократии» с подчинением типа
Спарты с илотией. В реальности они носят тупиковый характер, но только в
контексте реального окружения. Мы разрешим эту тему, обсуждая проблему
периферии феодализма.
Уже абсолютизм не может считаться
деспотией, поскольку власть короля существенно зависит от НЕЗАВИСИМОГО
товарно-денежного сектора экономики, частнопредпринимательской деятельности, с
которой он вынужден считаться (парламенты). В Новое время также имелись примеры
монопольной иерархии - трагическая история Парагвая в период до начала 5О-х
годов Х1Х века также четко укладывается в эту схему, и конечно, история России.
Используемый современный термин «тоталитаризм» охватывает государственные
иерархии труда более узкого класса – только с полной или казарменной
редистрибуцией.
Теперь, определив объект исследования, начнем наш анализ его изменений.
Многие историки, оценивая историю древних
государств и народов, говорят о молодости и старости народа или государства.
Этим они непроизвольно обобщают множественный исторический материал.
Сама постановка проектирования «идеального» государства против «не идеальных» говорит о признании того, что существуют такие государственные устройства, которые оказываются слабыми. О динамике общества еще речи не идет, но мы имеем полноценную попытку системного анализа общества и поиска его наилучшей организации. У Платона даже общество с идеальным устройством можно вывести из равновесия, но все, что рождается, обречено на распад.
Возможно, одним из первых о динамике власти сказал в 16-м веке Никколо Макиавелли в «Истории Флоренции»:
«все государства обычно из состояния упорядоченности переходят к беспорядку, а затем от беспорядка к новому порядку… добродетель порождает мир, мир порождает бездеятельность, бездеятельность – беспорядок, а беспорядок – погибель и соответственно - новый порядок…» [Макиавелли Н., сс. 410-411].
И Платон,
и Макиавелли – пример модельного мышления в связи с возможностью
наблюдения множества сосуществующих политических форм. Позже эту роль начинает
играть исторический анализ. Во времена
Платона данные истории были достаточно слабы и «виды» государств или
«правлений» воспринимались теоретиком как точечные состояния, которые можно
рационально изменить прижизненной реорганизацией общества. У Макиавелли
динамика уже построена с помощью данных истории (северо-итальянских городов и
городов Средней Италии и истории античности).
Джамбаттиста Вико в «Новой науке» обозначил эпохи богов (полуживотного состояния общества и теократий или опоры на «волю богов»), героев (авторитарных властей, опирающихся на оборону, завоевания, силу, рабство – времена Гомера) и людей (как системы «всепонимающего разума», борьбы городов и народов между собою, достижение гражданских прав). Частично Вико признает и прогресс – детство, отрочество, юность, зрелость, старость, но, видя откаты на многих этапах, он допускает и цикличность в духе «времен года», особенно признавая катастрофы (возврата или отката) достигнутой зрелости от отрыва абстрактной мудрости от реалий и истоков жизни.
Примечание: Вико видит
и роль людей в истории как свободно и индивидуально действующих, и в то же
время видит закономерное как общую направленность, которое он трактует как
«вмешательство Провидения». Само стремление к идеальному каким-то образом
влияет на совершенствование мира и людей. При этом люди и народы могут
ошибаться и откатываться назад. Но самым впечатляющим в результатах Вико нам
кажется его выводы по соотношению потребностей человека в целом и исторического
процесса. В краткой интерпретации Дж..Реале и Д. Антисери «Невозможность
обладания всеми благами толкает человека к желанию должного. Представление о
собственном интересе определено его окружением, институтами. Это причина, по
которой его действия, предпринятые в личных, казалось бы, целях, продвигают к
другим, сверхличным целям. Получается, что человек создает институты, а те, в свою
очередь, меняют создавшего их человека. И это тот самый путь, на котором
утверждаются скрытые потенциальные возможности,
- идеальные семена, о чем человек, сквозь которого они прорастают,
поначалу и не подозревает. История созревает не вопреки человеку, просто она
углубляется в те его потребности, которые как бы написаны у него на роду, делая
именно их предметом его неусыпных бдений».,
[Реале Дж., Антисери Д., т.3, с. 443].
Замечательный русский историк, С.М.Соловьев, говорит о народной юности и старости, о «жизни народа во всех его возрастах», говорит о периоде юности, чувства (энергии, общественного движения, фанатизма) и старости – мудрости (сомнений, индивидуализма, лености).
Вот как это звучит в его «Наблюдениях над исторической жизнью народов»
…в жизни исторических доступных развитию
народов заключаются одинаковые явления, одинаковые периоды, потому что каждый
народ проходит известные возрасты, развивается по тем же законам, по каким
развивается и отдельный человек. Чтобы дать своему взгляду больше общности и
применимости, мы делим жизнь каждого исторического народа на две половины. Или
на два возраста, как те же две половины замечаем и в жизни отдельного человека.
В первой половине народ живет, развивается преимущественно под влиянием
чувства; это время его юности, время сильных страстей, сильного движения,
имеющего результатом зиждительность (творчество – прим. СЧ), творчество
политических форм…Наступает вторая половина народной жизни: народ мужает и
господствовавшее до сих пор чувство уступает мало-помалу свое господство мысли.
…значение чувства в народной жизни, …
сильно любит и сильно ненавидит,… жертвует всем, чувство дает силу, способность
совершать громадные работы, воздвигать здания не материальные только, но и
политические; сильные государства, крепкие народности, твердые конституции
выковываются в период чувства. Но этот же период знаменуется явлениями вовсе не
привлекательными: довольно указать на обычный упрек… в суеверии, фанатизме…
Период господства мысли, который красится
процветанием науки, просвещения, имеет свои темные стороны. Усиленная
умственная деятельность обнаруживает скоро свое разлагающее действие и свою
слабость в деле созидания…
Чувство считает известные предметы
священными, неприкосновенными…требует постоянного сохранения этих отношений.
Мысль считает такие постоянные отношения
суеверием, предрассудком, она свободно относится ко всем предметам, одинаково
все подчиняет себе, делает предметом
исследования, допрашивает каждое явление о причинах и праве его бытия…,
[Соловьев С. М., с. 131-132]
Н. Я. Данилевский в своем политическом трактате «Россия и Европа» опирается на ботанические и зоологические аналогии развития в применении к истории, и в этом он созвучен Спенсеру, но его аналогии не носят глубины Спенсера и не указывают известных отличий, более того они грешат расизмом. Автор выделяет тип цивилизации как «культурно-исторический тип» рождения и стадии от рождения до дряхления и (полной) гибели, чрезмерно усиливая перенос логики модели одного человека, особи экземпляра на сообщество, в том числе на народы и государства.
«Во всех частях света есть страны очень способные, менее способные и вовсе не способные к гражданскому развитию человеческих обществ… Народу одряхлевшему, отжившему, свое дело сделавшему и которому пришла пора со сцены долой – ничто не поможет, совершенно независимо от того, где он живет – на Востоке или на Западе. Всему живущему - как отдельному неделимому, так и целым видам, родам, отрядам животных и растений – дается известная только сумма жизни, с истощением которой она должна умереть… История говорит то же самое о народах: они нарождаются, достигают различных степеней развития, старют, дряхлеют и умирают – и умирают не от внешних только причин…иногда, хотя в редких случаях, потому ли, что вредоносные внешние влияния действуют слабо, или организм успешно им противится, умирает он тем, что называется естественной смертью или старческой немощью…», [Данилевский Н. Я., сс. 60-62].
Автор уже использует начала системного анализа как «требования здравой логики», понимая, что в любой классификации очень важен выбор ведущих признаков деления. Указывая на недостаточность принятых в истории принципов деления ее на древнюю, среднюю и новую историю [Данилевский Н. Я. сс. 67-70], Данилевский приходит к тому, что
«Формы исторической жизни человечества … не только изменяются и совершенствуются повозрастно, но еще и разнообразятся по культурно-историческим типам. Поэтому, собственно говоря, только внутри одного и того же типа, или, как говорится, цивилизации, и можно отличать те формы исторического движения, которые обозначаются словами: древняя, средняя и новая история. Это деление есть только подчинение; главное же должно состоять в отличии культурно-исторических типов, так сказать, самостоятельных, своеобразных планов религиозного, социального, бытового, промышленного, политического, научного, художественного – одним словом, исторического, развития.», [Данилевский Н.Я. , с. 71-74]. Далее, идет формирование списка цивилизаций, причем религия и язык в нем играют много большее значение, чем, например, тема бытовых форм жизни и производства. Свою общую теорию автор обращает и прилагает немедленно к славянским народам и политическим вопросам России.
Интересно, что позже трудом Освальда Шпенглера мы видим в кризисе Западного мира после Первой мировой войны как бы продолжение воспевания мира Востока в ожидании роста русско-сибирской и восточно-европейской культуры, что как бы является прикладным моментом - моментом использования - циклической теории цивилизаций – использования этапа «загнивания» старой цивилизации.
Примечание. Между тем
кризис Европы начала и середины XX-го века –
это, как мы теперь понимаем, являлся кризисом глобального военного и силового
разрешения внутрисоциальных и мировых ресурсных проблем как перераспределения
силой рынка сбыта и сырья, плюс собственности вообще. Так незавершенность
понимания и соотношения объекта науки – цивилизации приводит к локальным
ошибкам исторического видения и прогноза.
Еще более мощное развитие и подход в духе Данилевского, но с неизмеримо более мощным масштабом реализуется в работе А. Тойнби, см. ниже.
Динамику общества отразил и Герберт Спенсер, но его динамика вполне рациональна, она вытекает как системное условие существования материи и касается эволюции и распада общества, в частности, как особого случая движения материи. Г. Спенсер, как и всегда, не остается на абстрактных уровнях суждений, и общие суждения в своих «Основных началах» он выводит, последовательно просматривая закономерности в отдельных отраслях знаний и науки. В части «Познаваемое», в главе X. «Ритм движений» автор, в части социальных ритмов, ссылается на ритмы волн вторжений кочевников, связанных с кризисами перенаселенности и состоянием растительного покрова. Для изложения дальнейшего нашего материала существенно и фиксация Спенсером влияния кочевников на цивилизационные центры, что для второй половины XIX века было совершенно новым:
«Война, изнурение, отступление – мир, возобновление сил и новое нападение – это поочередность, более или менее ясно заметная в военной деятельности и у дикарей, и у цивилизованных наций. Неправильность этого ритма велика, но не больше той, какую следует предполагать, судя по различию величин государств и чрезвычайной многосложности причин изменений силы их», [Спенсер Г., с. 227, § 87].
Спенсер – вероятно, первый (после Платона и такого масштаба охвата) системный аналитик высочайшего уровня для научных знаний своего времени. Даже его непроработанные наброски приведенного выше типа, которые были не вполне оценены современниками и, вероятно, самим автором (в частности, суть приведенного абзаца из полного текста «Основных начал» не вошла в сокращенный вариант «Синтетической философии», составленной Говардом Коллинзом и согласованной со Спенсером), имеют мощное развитие уже в XX-м веке и потенциал для будущей разработки.
Очень важны и замечания Спенсера по поводу «неправильности», т.е. различной длительности циклов. В многофакторном процессе даже одно качественное явление проходит по-разному - можно указать лишь общий порядок развития.
В своей обзорной работе Шмоллер несколько раньше Макса Вебера, о котором мы будем говорить отдельно, подошел к причинам или отдельным признакам разложения государственных структур. Вырванные из контекста они звучат довольно странно: «древние государства погибают от безхарактерности, бесстыдства, корыстолюбия и переполнения либеральных профессий…» [Шмоллер Г., с. 265]. В целом Шмоллер, одним из первых отразивший суть иерархии труда как разделение умственного труда управления и всех прочих видов труда, достаточно точно обнаруживает и причину их разложений:
«Где из начальничества образуется деспотия или наследственное, аристократически-кастовое правление, там быстро развиваются злоупотребления должностной властью» [Шмоллер Г., с. 276-277].
Он также отмечает коррупцию, продажу
должностей, рост наследования земельных владений, о которых говорит позже и
подробно М. Вебер.
Вероятно, наиболее широко, емко и «крупноблочно» и, в то же время, с изобилием материала, но и с наименьшей точностью деталировки процесс становления, расцвета и постепенной деградации социальных структур и(или) исторических народов, цивилизаций в целом, обосновывал, но, скорее, пытался осмыслить, прочувствовать и интуитивно обозреть, и при этом был высоко вознесен и одновременно грубо осмеян, самый известный историк Запада середины XX-го века, англичанин, Арнольд Тойнби [Тойнби А., с.79]. Его система возникновения, роста, разложения – достаточно общий материал, а изобилие фактического интерпретирующего материала дает гигантскую пищу для анализа. Мы будем неоднократно возвращаться к этому выдающемуся научному результату классификации материала, но еще более, результату как культурному и нравственному подвигу.
Тойнби не идет по простому пути
органицизма в обсуждении проблем причин деградации и конца цивилизаций.
«Общества не являются организмами, с какой бы стороны их не рассматривали», [с.
295]. Он отрицает предопределенность временных интервалов, о которых говорит
Шпенглер (1000 лет для цивилизации), с.295. «Общество не является видом или
родом», и потому Тойнби вплотную подходит и начинает решать проблему причин
генерации и дегенерации цивилизаций, внедряясь в его социальные структуры
(правящее меньшинство и пролетариат, и это вторжение есть использование
результатов Маркса) и в психологию поведения масс и героев.
Нравственный вывод Тойнби – любовь, мир и добро, реализуемые многомерно, двигают цивилизацию вперед [с. 351, 408, 524-525, 536-540] (теперь в отличие от времен Тойнби, мы понимаем, что речь идет о «ведущей» цивилизации, которая постепенно может стать и всеобщей). Вывод сколь не конкретен, но столь же и общ, хотя если иметь ввиду историю цивилизаций – он конкретен для момента - первой половины XX-го века и на будущее, но никак не годен для представления и моделирования прошлого. Впрочем, у самого Тойнби это – «академическая химера» и «универсальное государство, которого мы жаждем, та экуменическая республика, которая дала бы покой всему вестернизированому миру, не маячит даже на горизонте», [Тойнби А., с. 408].
Осознав на грандиозном историческом опыте человечества двойственную позитивно-негативную роль социальных структур, он говорит (в религиозной форме) о значении работы личности каждого человека на высших уровнях его потребностей, если под этим понимать творчество на благо всех при минимуме удовлетворения всех прочих потребностей. Это и мечта и совет его на будущее как цель.
Для нас весьма существенна эта позиция Тойнби как социолога высокого класса:
«На материале нашего
исследования мы убедились, что идолизация институтов (речь идет о государствах
и народах - СЧ)– непростительная интеллектуальная и духовная ошибка, которая
приводит к социальной катастрофе, а плата за эту ошибку тем выше, чем
благородней институт, взявший на себя роль наместника единого истинного Бога
(или цели и прогресса - СЧ)…Но если институты – это средства, а не цели, в чем
же заключается значение и цель социального наследия, далеко выходящего за
временные и пространственные границы всякой отдельной человеческой жизни на
земле?», [Тойнби А., с. 539].
И Тойнби отвечает себе и нам:
«В этом мире вся
духовная реальность, а значит, и все духовные ценности сосредоточены в людях …
заботясь о духовном прогрессе, они (люди – СЧ) тем самым создают условия для
материального прогресса… Мирные завоевания высших религий (построенных на
проповеди добра, мира и любви – СЧ) значат в истории человечества значительно
больше, чем все, что знала история до их появления…».
Автор мечтает о тех, «кто максимально использует свои духовные возможности для устройства лучшей жизни на земле», кто стремится к «духовному непокою, который единственно является внутренним стимулом новшеств, достижений и вообще всякого исторического прогресса», [Тойнби А., с. 540]. Вместе с А. Маслоу он обращается с надеждой в будущее по поводу высшей потребности человека в творчестве, предполагая ее направленность на совершенствование мира в целом.
Питирим Сорокин уже в 1927 г. делает большой обзор циклических концепций социально-исторического процесса, начиная с Полибия и Флора (с их циклом: монархия – тирания – аристократия – олигархия – демократия – охлократия - монархия) и делает вывод
«Существование повторяющихся идентичных циклов не доказано…Нужно освобождаться от ценностных суждений …изучение циклических и ритмических повторяемостей в социальных феноменах является в данный момент одной из наиболее важных задач социологии… она открывает многие возможности решения наиболее важных социологических проблем» [Сорокин П., 1927 , с.11].
Уже в США Питирим Сорокин выполняет грандиозную работу по исследованию социальной динамики с использованием количественных методов. Работа издается в 4 томах в период 1937-1941 гг, и переиздается в сокращенном виде в 1957 г. Его вывод по большим системам умещается в 9 позиций, из которых первым идет «причина изменения социокультурной системы лежит в ней самой», из чего следует, что автор при максимальных и емких усилиях не смог выйти на раскрытие ведущих причин и механизмов, лежащих внутри системы, поскольку из системного принципа вытекает, что макрозакономерности систем формируются из особенностей взаимодействия и функционирования подсистем – в данном случае – людей или их групп.
В целом модель Сорокина об «идеациальной» и «чувственной» системами культур или системами поведения не является точной, мы скажем далее об «общественных» и «частных» интересах – но это лишь инструментальное отражение, а не причина. Не точное определение помешало увидеть и динамику культур. Потому автор и говорит о том, что в исследованных им исторических осцилляциях он не видит связи «с идеациальной и чувственной культурой», Сорокин П., с.585].
Однако, автор формирует абсолютно верное
резюме по поводу государств как социальных структур в виде обобщения своего
взгляда на историю – таковым является даже заглавие 30 главы, а именно:
«Флуктуации количественных аспектов систем общественных отношений («разрежение»
«сгущение» сети социально-организованных групп. Их осцилляции между тоталитаризмом
и LAISSEZ-FAIR, расширение и сокращение правительственного контроля и
регулирования. Миграция общественных отношений», [Сорокин П., с.576].
Сорокин приходит к представлению о долговременных волнах, справедливо указывая, что тоталитаризм не нов. При этом он делает ссылки в диапазоне от советской России до Диоклетиана в имперском Риме, [Сорокин П., с. 581].
К достоинствам его видения следует отнести и ссылку на высокую роль безопасности, которую обеспечивает тоталитарная система (при создании и при разложении, см. ниже, с. 588). Кроме того, Сорокин подтверждает взгляд Спенсера о роли войны в генезисе тоталитаризма [Сорокин П., с.589], и дополняет список причин - обнищанием и голодом, что явно включает элементы прочувствованного самим великим социологом трагического российского опыта.
Увидев, кризис дворянства и гибель старой России, Сорокин не нашел и не увидел в эмиграции, новом пристанище того, что бы подняло его и воодушевило.
Примечание. В новом мире (а это и экономический кризис США и - 30-40-е гг. вообще не лучший момент в истории человечества) он видит слишком много чувственного, т.е. материального, и мало позитивного для того, чтобы не стать в переломный момент войн, революций и отсутствия нравственных опор, скептиком в отношении исторического социального прогресса в целом. Это печально.
И потому у Сорокина
«в истории государства едва ли существует некая устойчивая тенденция к большему и лучшему тоталитаризму или к схеме Laissez-faire», [Сорокин П., с.584].
В целом и по сравнению со Спенсером Сорокин совсем не прав.
Примечание. Хотя, если
говорить в точности о границах и маргиналиях заданных антитез, то формально
Сорокин прав – обе системы безнравственны, но гармонию создает только вполне
сбалансированная их комбинацию (которая конечно, не именуется «социализмом»).
Но сам Сорокин еще не видит такой возможности.
Уступка человеческому во всех моделях современных авторов, и Питирим Сорокин не исключение, - это оговорка «половины» свободы в системе, как фактор выбора человека внутри системы, см. пункт 9 – «признаки и факторы самоконтроля». Однако, смешивать современное мышление и поведение в передовых обществах с сильной рефлексией и древние государства с фактическим отсутствием ррефлексии было бы ошибкой.
Примечание. Наше
мнение таково, пока не выявлены ведущие закономерности социального, их следует
искать. И на них – на объективные факторы - не должно быть наложено табу.
Примитивизм и ошибки Маркса не должны быть пугалом или чем-то вроде антимоды
для научных исследований.
Советский опальный историк, Лев Николаевич Гумилев [Гумилев Л. Н., с. 38],
излагает свою теорию о взлете и падении этноса, отмечая тысячелетний цикл
развития народной жизни периодом повышенной пассионарности (страстности), последующей
постепенно убывающей силы народа (роста
стремления к благоустройству, к знаниям и т.п.). Он привлекает другие, менее
измеримые причины для социальных потрясений и движений как, например, влияние
солнечной активности на изменение генетических кодов и с учетом других теорий
воздействия космоса на социальные процессы: В. В. Докучаева, К. Э.
Циолковского, В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского. Однако, признание явления
упадка как вырождения, знаменательно. Что касается влияния солнечной
активности, то, вполне вероятно влияние сильных воздействий на активность части
людей, но это не причина – не социальная реакция (по аналогии с химией), а
только катализатор. Тогда, если в обществе уже накоплена социальная
напряженность, то именно в такой момент вероятность агрессии и доля людей, ей
подверженных, возрастает – космос оказывается стартовым или провоцирующим
фактором для начала разрешения уже накопленных противоречий.
Среди исследователей в пределах стран распавшегося СССР мы знакомы с работами Михаила Шильмана (Украина, Харьковский университет), который, прежде всего, демонстрирует нам своим обзором трудов целое направление статистических и количественных исследований в области истории (Carneiro R.IL., Chandler T., Chase-Dunn C., Claessen H.J.M., Ekholm K., Price B.J., Taagepera R., Tainter J.A., Wilkinson D., Yoffee N.). Авторы данного направления ставят исторический анализ на количественную статистическую основу. Шильман указывает на «феномен пульсаций, присущих всем иерархическим структурам и в первую очередь крупным государствам в различных сферах их жизнедеятельности…вследствие чего можно делать выводы о роли периодических составляющих и об осцилляции как о форме исторического развития».
Вывод его работы о политической истории мы используем позже. Здесь следует указать на то, что исследования, которые строят авторы в рассматриваемом направлении, опираются на ясное представление о периодических процессах в древних государственных структурах. Сейчас нам этого достаточно, хотя с учетом сказанного Спенсером по этому поводу (измерение длины циклов) и в нашем мнении любые общие обработки без глубокого понимания качества или детальных моделей процессов просто обречены. Мы надеемся, что наш анализ истории на качественном уровне с учетом иерархии потребностей Маслоу[4] внесет больше конструктивного и для интенсивного статистического исследования накопленных исторических материалов, уточнит границы и постановки будущих обработок.
Егор Тимурович Гайдар также обратился к этой проблеме, представив собственную теорию «династических циклов в аграрных обществах» - вот его изложение:
«…Получив высокие
должности от верховных правителей, присвоив права на связанные с должностями
доходы и привилегии, элиты добиваются последнего недостающего им права –
передавать эти блага по наследству.
На этом основана логика династических циклов – одна из движущих сил аграрных обществ, едва ли не важнейший механизм их функционирования. После завоевания извне, крестьянских восстаний и краха прежнего режима создается новая центральная власть с присущим ей организованным финансовым администрированием. Она еще продолжает крепнуть, но в ее недрах назревают приватизационные процессы – земля и должности закрепляются за новой элитой. У государства сокращаются возможности собирать доходы и финансировать армию. Приходится увеличивать налогообложение там, куда могут дотянуться руки центрального правительства. Налоговый гнет нарастает. Вспыхивают крестьянские беспорядки. Затем – крах династии, порой новое завоевание извне. Династический цикл замкнулся….», [Гайдар Е. Т., с. 152].
Автор говорит и о механизме внутреннего разрушения, и это звучит так:
«…Основатели династии,
нередко иноэтнические завоеватели, иногда вожди крестьянского восстания, держат
тех, кого они привели к кормушке, в жесткой узде. При их потомках энергетика
власти слабеет, должности становятся наследственными, доходы правительства
сокращаются», там же.
Следует сказать, что ссылка на энергетику имеет основания, но не конкретно, как и у Гумилева. Она оставляет лазейку для державнических и «социалистических» конструкций «справедливого» государственного управления. Главный вывод, который могут делать из этой конструкции последователи Маркса, в духе «Государства и революции» В. И. Ленина – это придумать еще четыре пункта гарантий народовластия для диктатуры пролетариата или народа – гарантий против «ослабления власти». В этом слабость теорий, построенных на идеях «энергетики», или на простых указаниях на вину коррупции, склонности части людей к воровству и т.п.
Итак, в историческом анализе имеются основания и обоснованные предположения о циклических процессах в развитии иерархий труда - ранних государств и государств (или цивилизаций) в докапиталистический период. Кроме того, эти процессы определенным образом должны соотноситься с социальным прогрессом – линейным или многоальтернативным процессом ветвления в развитии, который мы не можем отрицать.
Современная историческая наука, относительно верно наметив механизм распада государства, не смогла найти ответ на вопрос о выходе из циклического обновления древних и средневековых государств. Совершенно верно Л. С. Васильев, историк, наиболее сбалансировано понимающий роль общины и государства в первичных своих модификациях, и имевший смелость прямо говорить об этом в советское время (достаточно упомянуть его определение «азиатского» способа производства как «государственного» [Васильев Л. С., 1981, с. 4]) говорит о слабости и недостаточности понимания феодализма или потенциального феодализма только как раздробленности. Мы приводим весь отрывок подробно, поскольку он служит твердой и логичной отправной точкой для последующих наших суждений, продолжающих нерешенную до сих пор тему феодализма:
«… политическая
децентрализация, как и феодализация, сама по себе в условиях восточных обществ
не рождает новых социальных тенденций, так что дестабилизация в этом случае
сводится лишь к политическому ослаблению, к развалу государства на части. Рано
или поздно децентрализация преодолевается за счет действия центростремительных
факторов, и на смену феодальным княжествам или децентрализованным региональным
объединениям типа номов вновь приходит эффективная центральная власть, которую
возглавляет либо один из усилившихся региональных вождей, либо удачливый
завоеватель (изредка, как в Китае, это мог быть и предводитель крестьянского
восстания)…Социальный и экономический кризисы, протекавшие в рамках цикла,
могли бы, казалось, привести к более серьезной внутренней стабилизации,
особенно тогда, когда процесс приватизации уже завершился, и частный
собственник занял в структуре свое прочное … место. Однако на практике ничего
подобного никогда не происходило. Почему же?
Дело в том. что,
вызывая дестабилизацию или способствуя ей (рост частнозависимых сокращает
доходы казны и ведет к усилению произвола недополучивших жалованье чиновников
на местах: отсюда ухудшение положения производителей, бегство и сопротивление
их), частнособственнический сектор экономики сам оказывается в очень невыгодном
для себя положении: в обстановке децентрализации и неэффективной администрации
отпадают последние административные гарантии, а богатого собственника в первую
очередь грабят ушедшие в шайки разоренные бедняки и бродяги. Естественно, что в
таких условиях не приходится говорить о новых тенденциях в
социально-экономическом развитии. Как это ни парадоксально, но частный сектор
на Востоке заинтересован именно в сильной, пусть и ограничивающей его власти,
ибо только она предоставляет ему сколько-нибудь гарантированные
возможности для существования…
Но значит ли это, что
мы имеем дело лишь с замкнутыми и повторяющимися циклами? Не вернее ли говорить
о спирали, пусть туго сжатой, с налегающими друг на друга витками? А если так,
то чем же отличались витки один от другого? И что видится в конце спирали?
Вопросы не просты, и от исчерпывающего ответа на них пока стоит воздержаться…». [Васильев Л. С., сс.229-230].
Позже, как мы знаем, и это господствующая точка зрения, разговор ведется об осевом времени, уникальности Европы (своим духом и предысторией античности)
Мы постараемся позже изложить свой ответ 1982 года и результаты по этой теме.
Настоящий обзор проводится postfactum, поскольку работа была выполнена в 1981-1986 гг. Главный вывод ПО ЭТОЙ ТЕМЕ был опубликован в брошюре, был однозначен и звучал так: Расцвет (государственной иерархии – СЧ) приходится на период от начала неолитического земледелия и до открытия технологии железа, впоследствии сочетается с рабовладельческими хозяйственными элементами, циклически дополняя и взаимодействуя; монопольная государственная структура, т.е. система, не имеющая политических и экономических конкурентов, обеспечивающая потребность чиновников в безопасности, постепенно разрушается – в современных терминах «коррумпирует». В истории человечества такие разрушения даже в одной и той же цивилизации происходили многократно…» [Четвертаков С. А., 1998, с. 45].
Цель работы, проведенной ранее, имела более локальный характер, она состояла в том, чтобы проанализировать развитие системы межнациональных отношений в преддверии анализа перспектив российских или советских межнациональных отношений и с учетом уже выполненных работ по иерархиям труда. Результат оказался более глобальным, поскольку автор просматривал и проверял соответствие основных положений исторического материализма, в том числе и спорный вопрос исторического «формационного» членения в истории хотя бы в экономической истории, модифицировал, принимал или отвергал ведущие его решения.
Сама работа, результаты, которой излагаются в данной части, была построена на информации, опубликованной в исторической литературе советского периода работах, в основном советских авторов, историков восточно-европейских стран «народной демократии», с привлечением информации от И. С. Кона о результатах Милгрэма и Зимбардо и без привлечения информации и результатов от Тойнби, Сорокина и других важнейших специалистов. Настоящий раздел далее построен на обзоре и материалах всего исторического процесса. Но материал не просто повторил «изобретенный велосипед». Все предыдущие авторы, насколько у нас имеется информация, не говорят о механизме внутренних изменений этого рода (приводящих к цикличности) – этот механизм, оказывается, достаточно просто отразить средствами реализации мотивационной иерархии потребностей Маслоу.
Для нас в настоящем обзоре существенно, что при указании на молодость и старость, на циклический характер, сущностных механизмов, кроме поверхностной констатации процесса приватизации и падения энергетики защиты государственных интересов, в исторической литературе не построено и не приведено. Как и ранее, общество не имеет защиты от демагогов, требующих построить надежное государство с концентрацией ресурсов и власти и с обещанием обеспечить рай на земле.
Между тем теория иерархии потребностей Маслоу в сочетании с установленными на Западе результатами экспериментов по малым группам позволяет дать однозначный ответ – объяснение по социальному механизму разрушения не только древних государств – до открытия железа, но и с дополнительными особенностями – докапиталистического государственного развития в эпоху железа, который будет представлен особо. Эта же теория позволяет объяснить и крах попыток аналогичного государственного строительства в XX-м веке (о закономерности и случайности будет идти речь особо).
Мы приступаем к изложению такого развернутого
объяснения. В его построении использован не только исторический опыт, но и опыт
реального разрушения внутренней структуры советского государства (СССР) в
период 70-80-х гг. XX-го
столетия, очевидцем и участником[5] которого был автор этих строк[6].
Процесс внутреннего изменения или динамики в народе, в государстве, цивилизации, энергетики народов или их ментальности, социокультурной динамики следует понимать как обобщенный на основе исторических материалов историками процесс изменения государственного аппарата и ему подчиненного населения, или в широком смысле государственного образования, которое происходит в определенных условиях. Мы это представляем как гипотезу, которую обосновываем далее (и уже выполненным обзором) как единственное решение, включающее (как компромисс) безусловно ВСЕ выше представленные теории.
В дальнейшем мы разворачиваем концепцию динамики иерархии труда, которая одновременно на этот период истории является и государством и имеет монополию в области хозяйственной (и как следствие в политической) деятельности .
Это, прежде всего, касается восточных деспотий (предваряя более поздние результаты – в формационном делении «азиатского» или «государственного» способа производства), а именно, государственных монопольных иерархий труда вообще. Обобщение воздействия этой социальной структуры на ВСЕ стороны жизни народа совершенно обосновано, поскольку основная социальная жизнь народа в таких государствах воплощена для потомков в деятельности государственного аппарата, в его документации (почти единственной , имеющейся в руках историков), и, кроме того, действительно воздействует на ВСЮ жизнь народа и во ВСЕХ ее аспектах, включая духовную и нравственную, культурную жизнь. Говоря о патриархальном, первом государстве мы совершенно определенно понимаем, что именно на Востоке и древнем Востоке народ и государство – синонимы, ибо нет ничего, кроме народа (уравненного в значительной мере деятельностью государства) и самого государства.
В более позднее время (железный век) даже при наличии частной собственности и частнохозяйственной деятельности, государство в хозяйственной деятельности таких хозяйственных комплексов доминирует (является иерархией труда, поскольку принудительно собирает прибавочный продукт), поэтому и прочая хозяйственная деятельность (уклады) снова зависят от состояния государственного аппарата и его изменений.
Мы попытаемся представить себе процесс перестройки производственных отношений внутри государственной иерархии на основе и с учетом теории иерархии потребностей Маслоу и наблюдений психологов о групповых отношениях. Автор начинает с ввода понятий «общественных» и «частных» интересов, которые широко использовались в самой советской обществоведческой (социологической) лексике времен СССР и написания этого материала. Термины приводятся в плане дискуссий с читателем и виртуальным сторонником старой системы, который еще может использовать прежние объекты анализа и логики.
Ранние государства, да и многие другие, возникающие в более позднее время государства, образовывались в связи с колоссальным духовным напряжением и реальными мощными общественными потребностями на основе широких общественных движений: добровольных слияний (объединений, общин), а позже восстаний, революций или борьбы за независимость.
Такие государства обладают первоначально рядом общих свойств. Их верхи, высший управляющий слой - это наиболее активные («лучшие») представители народа, они обладают харизмой. Почти все население, низы народа, поддерживают «свое» государство, надеются на то, что государство и его системная (учитывающая комплексно все необходимые стороны общественных потребностей) деятельность принесет благо всему обществу.
В этой связи мы должны обратиться к слабому определению патримониальной власти у Макса Вебера, который «выводит» патримониальную власть ТОЛЬКО из традиций патриархальной (семейной) власти, добавляя еще «статус».
«Патриархальное господство не единственная власть, которая зависит от святости традиции. Другое, власть знати – важная форма нормальной традиционной власти. Мы имеем дело с ней изредка, подчас и мы будем иметь дело с ней снова. Она существует везде, где социальная честь («престиж») в группе стал основной власти – и без сомнения это происходит в каждом случае общественного почета. Власть honoratiores отличается от патриархальной власти недостатком специфической персональной лояльности – сыновнего уважения или уважения слуг в семье. Она обусловлена принадлежностью земельному хозяйству или поместью, «рабскому» (leibherrlich)) статусу или патримониальной группе. Особая власть нобиля – одного, выделяющегося из многих соседей через значимую собственность, образование или образ жизни – выводится из понятия «почета». Это типологическое различие должно существовать даже при том, что границы не жестки.» [Weber M., p. 1009].
Этот вывод идет как обобщение, но не причина. Мы
знаем, что «почет» может быть вовсе не связан с трудом и ресурсами, с властью
подчинения труда. Например. шаман в древнем обществе, несомненно, «знатен», но
для (возникновения) государства этого, как и семейной власти, недостаточно.
Указание на «рабский» статус здесь совсем не уместно, поскольку вводит более
позднее понятие, без определения предшествующего. Вот как далее определяет
Вебер «патримониального господство»:
«…Когда мы имели дело ранее с домашней общиной, мы
наблюдали следующее: ее начальный половой и производственный коммунизм
последовательно разрушался; ее внутренняя замкнутость устойчиво возрастала;
рациональное «предприятие» появилось из капиталистического ориентированного на
рынок земельного хозяйства, принцип расчетов и закрепленных долей получал все
большее и большее значение (1010); женщины, дети и рабы требовали для себя
личных и финансовых прав. По определению эти процессы достигли границ (и
положили конец) неограниченной патриархальной власти. Как противоположный полюс
капиталистическому предприятию мы находим общинную форму домашней
специализации: oikos. Наша настоящая цель,
рассмотреть эту форму господства, которая развилась на основе «ойкос» и, следовательно, отлична от патриархальной
власти: патримониальное господство.
3.
Патримониальное господство
Сначала это только децентрализация домашнего хозяйства, когда лорд (вождь) устанавливает или селит зависимых (включая молодежь, которая рассматривается как члены семьи) на наделах земли внутри его расширенных земельных держаний, с домом, собственной семьей, и обеспечивает их скотом (следовательно, peculium) и инвентарем. Но это простое развитие ойкоса неизбежно ведет к ослаблению полной патриархальной власти. Поскольку первоначально нет взаимного согласия в форме связанных контрактов между хозяином и зависимыми – во всех цивилизованных странах такое даже сегодня невозможно, законно, с помощью контракта, изменить законодательное содержание родительской власти. Психологические и формальные отношения между хозяином и подданным здесь тоже отрегулированы только с согласия интереса хозяина и распределения власти.» [Weber M., pp.1009-1010].
Здесь поражает, что автор не явно вводит уже частную собственность или конкуренцию за землю, факт недостатка земли и многое другое. Автор совершенно не обращает внимания на возможность такого события или обоснование причин того, почему глава рода начинает делить землю, да еще придавать новым семьям инвентарь и скот.
Более того, автор ниже постоянно ссылается на традиционный характер всех действий в патриархальном хозяйстве. Раздел общины, появление новой власти – вовсе не традиционно, это чрезвычайное событие, нарушающее как раз общинно-родовые традиции совместной обработки земли – общего поля.
Между тем, показанной выше логикой развития земельного хозяйства является не наделение землей отдельных частей рода главою рода, а расселение выделившейся части рода или родов на новые свободные земли и появление новых родов. Скорее всего, автор обобщил или соединил множество данных более поздних родовых обществ железного века, уже находящихся под влиянием первых земледельческих государств, когда уже имеются представления о недостатке земель, рабах и т.п. (прежде всего, в Западной Европе под влиянием Римской империи). В работе Вебера складывание «в одну корзину» всего исторического материала вместе многократно отмечено, и мы рассматриваем эту особенность как начальный этап его незавершенного анализа. С другой стороны, достаточных данных у исторической науки (шумерологии, ассириологии) по Ближнему Востоку на момент начала XX- го века еще не было.
В то же время мы выше показали, что первые «протогосударственные» действия жрецов или глав родов в районе ценнейших зон землепользования действительно являются операциями по наделению земель (межевание аллювиальных почв с целью избежать столкновений), и это является ПЕРВЫМ актом власти (но, скорее, еще просто арбитраж, постепенно переходящий в практику бесспорных решений). И в этом смысле Макс Вебер, интуитивно или нет, оказывается прав, хотя деление вероятнее шло между родами, а не путем выделения семей из рода. И конечно, само потрясение, и его причины весьма драматичны и прямо связаны с неудовлетворением основных потребностей множества людей.
Когда же Вебер говорит, что «Традиция есть первый фактор, который формирует патримониальные отношения и фактически ограничивает усмотрение или произвол хозяина… Везде чистое фактическое сопротивление против всего нового нежелательного очень сильно, интенсивно…» [Weber M., p.1011], то он прав только на вторую половину – традиция ограничивает, а властитель – это творец новых традиций, но традиция не формирует сама по себе государственные отношения – отношения «единого государственного отца» (патримониальные).
Мы говорим об этом, отмечая особую важность роли харизмы и
нестандартности ситуаций, в которых, как правило, и возникают как первые, так и новые иерархии
труда. Традиционными новые отношения становятся много позже (в два и более
поколения), но общинные отношения еще, действительно, долго влияют на развитие
государственности.
Когда мы говорим о древних или архаичных государствах
и государствах до (европейского феодализма) - это часто выборное продолжение и
усложнение общинной организации или результат объединения нескольких
хозяйственных общин. Поэтому естественно, что первый состав аппарата такого
государства - это работники, имеющие общинные традиции и иллюзии. Общинные
традиции могут именоваться «общественными интересами», но мы в 1977 г., (см. Четвертаков
С. А., 1977) их определили как стремление
к координации и сотрудничеству при решении производственных проблем. Это установка на положительную оценку
сотрудничества как метода действия и удовлетворения потребностей. У Е.П.
Ильина среди классификация мотивов различными авторами приводятся и «мотивы
коллективистские (которые базируются на таких аттитьюдах (установках), как норма
жизни данного коллектива), принятые личностью», [Ильин Е. П., с. 139]. В
архаичном мире установка идет сначала от семьи и взаимопомощи в роде, позже и в
меньшей степени от сельской общины и ее трудовых производственных традиций.
Ирригационные работы или в относительно позднее время освободительная война,
насилие, революция, предшествующие созданию нового «строя», новых ведущих
слоев и нового государства - труд военный и потому тоже труд сугубо
коллективный. Совершенно ясно, что установка, как и все другие установки,
формируется успехом (подкреплением) удовлетворения ведущих потребностей
индивида при обеспечении выбранного принципа (в данном случае – готовности к
взаимодействию), а деятельность по приходу к власти и означает такой успех. Поэтому
и государство, успешно возникающее вслед за таким коллективным действием,
необходимо продлевает внутри себя общественный интерес своих основателей.
«Частный интерес» - в определениях 1977 г. нами определяется как склонность, стремление или установка индивида к независимой, самостоятельной от других людей или групп деятельности или к конкуренции между индивидами как к средству удовлетворения своих потребностей.
Мы позволим процитировать часть раздела работы «Разделение труда и перспективы коммунизма ил Ч.1, Гл. 1, п. 1.2. «Частные и общественные интересы»:
«Нас будут
интересовать закономерности, стремления индивидов к сотрудничеству и
конкуренции как к средствам, путям удовлетворения потребностей. Мы назовем
такие стремления к противоположным по смыслу способам достижения целей
соответственно общественными и частными интересами.
Для материализма важен
вопрос, когда в свете иерархии потребностей может возникать общественный или
частный интерес, и когда он должен возникать?
Наличие общественного
или частного интереса – это осознанное стремление к одному из способов удовлетворения
потребностей, придание ценности тому или иному средству достижения
потребностей. Неявно предполагается, что потребности всех работников одинаковы
так, что дело, как будто, только за выбором средства достижения. Но вопрос
сложнее. Низшие потребности всех индивидов, действительно одинаковы или близки
в среднем во времени; они обусловлены одинаковой биологической основой
человека. Высшие, духовные потребности человека весьма разнообразны, в них
проявление индивидуальности личности, того, что отличает одну личность от
другой.
Поэтому с первого
взгляда кажется естественным считать, что единство низших потребностей создает
необходимое условие создание общественных интересов, а разнообразие высших не
создает. Однако единство и не единство потребностей – это только одна сторона
медали. Другой, самой главной, является опыт деятельности в удовлетворении
потребностей. Сам опыт зависит от орудий труда и условий труда, коими
пользуется человек при удовлетворении всех потребностей. Орудия и условия их
применения вынуждают к деятельности определенного характера, так, что иной вид
деятельности оказывается не наилучшим, не оптимальным, и человек осознает
общественный или частный интерес как наилучший, поскольку он руководствуется
желанием сэкономить свой труд при достижении потребностей…
Общественные и частные
интересы могут чередоваться даже в одном способе производства. Общественный
интерес может оказаться временно насущным, истинным для деятельности одного
типа, например, военных действий. С его помощью может быть удовлетворенная
только одна часть потребностей. Но далее эти же потребности могут удовлетворяться без общественного
интереса, а последний отмирает, сменяясь частным.
Каков же механизм образования интереса в применении к
ценности – средства? В общественном (частном) интересе связь (ее отсутствие)
между индивидами должна ощущаться каждым из них эмпирически, через степень
удовлетворения потребностей. И неоднократно в течение жизни индивида. Только
тогда эта связь преобразуется в социальный опыт индивида.».
Таким образом, оптимальное средство взаимодействия,
оптимальность того или иного метода объективно зависит от характера решаемых
производственных, в частности, в иерархии труда, задач. Переход от решения
одной задачи или вида деятельности к другой может изменить оптимальный способ
взаимодействия и постепенно изменить установки (отношение) работников к
способам взаимодействия, изменить их
«интересы». Этот переход осуществляется методом проб и ошибок множества
людей, из которых успех одних постепенно изменяет отношение и выбор другой
альтернативы остальными. Копирование выгодных форм поведения при удовлетворении
потребностей отдельными лицами внутри группы известно.
Итак, формирование (или фиксация, подкрепление) интересов, т.е. позитивного или негативного отношения как ценности различных средств взаимодействия, происходит в самом процессе удовлетворения потребностей. Кроме того, на выбор способа взаимодействия, который позволяет добиться целей удовлетворения потребностей с минимальными затратами, влияет и текущая нравственная норма и мера общественной реакции, которая может выступать как цена поступка или его последствий.
Так кража или грабеж вовсе не рассматриваются в целом и в современном обществе как минимальная затрата усилий, поскольку нормальный индивид взвешивает и моральные издержки и правовые последствия. Наиболее морально здоровым лицам некоторые альтернативы даже не приходят и в голову, и в этом видится «моральная чистота». Но так же не приходила в голову «морально здоровому» спартанцу мысль о покупке вещи во времена, когда нормальным было отнять это у своего илота.
За признанием в обществе ведущего (к удовлетворению потребностей) способа поведения формируется и изменяется на противоположную и ментальность и нравственная норма на длительный период (десятки и сотни лет). Реальная текущая активность первична и несет ведущий характер, а нормы вторичны, ментальность складывается еще более опосредованно. После обсуждения механизма формирования сотрудничества или конкуренции мы только и можем начать обсуждение проблематики взаимодействия индивидов в таком сложной структуре как иерархия труда.
Итак, иерархия возникает на основе общественных движений и общественного интереса, выдвигая харизматическую личность. Это политический или социально-политический аспект генезиса новой иерархии труда. С другой стороны, иерархия труда есть система разделения труда. Казалось бы, эффективность иерархии обеспечивается тем, что различные специализированные ее звенья одного уровня работают координировано (по горизонтали и вертикали), исходя из достижения целей иерархии в целом. Это так и есть. Более того, мы обоснованно предполагаем, что первые динамичные руководителя сформировали структуру иерархии в соответствии с потребностями исполнения ею своих общественных функций.
Далее мы излагаем известный механизм формирования отношений в группе, который совершенно идентичен и формированию отношений конкретных людей между собою в иерархии труда.
Со специализацией труда у работников среднего и
низшего звена в иерархии в отношениях по горизонтали и вертикали постепенно
складываются стереотипы поведения, в частности, стереотип отношений управляющих
воздействий (наказания и поощрения).
«Всякий раз, когда
действия повторяются, особенно теми же самыми людьми, появляется тенденция к
стабилизации. Повторение закрепляет ... действия в привычках ... Поскольку
люди вновь и вновь решают одни и те же задачи, они начинают полагаться друг на
друга. У них развивается чувство взаимной общности и вскоре появляется
ощущение, что они связаны определенными обязательствами. Границы группового членства
становятся более строгими. Попытки и стремления участников складываются
постепенно в систему взаимных ожиданий - требований (экспектаций); вскоре
жестко устанавливаются... процедуры для приведения к порядку тех, кто
отклоняется от норм».
Так пишет Шибутани [Шибутани Т., c. 36].
Для нас здесь существенно указание на формирование
личных отношений в группе, а также появления стереотипа - процедуры поведения.
Стереотип поведения есть определенный способ минимизации затрат эмоциональной и
интеллектуальной сфер работников. Он имеет прямое отношение к выбору и методов
- способов взаимодействия (частного и общественного интересов). Бесконечное
разнообразие деятельности, сугубо индивидуальный подход к каждому делу в
иерархии, как и в любой социальной деятельности утомителен, требует большого
напряжения, формирование стереотипов (или как сейчас говорят, процедур).
Выбор стереотипа и взаимных ожиданий возникает не
только в форме морали, этики, но позже как формализм, отраженный документально,
формализм, получающий юридическую силу (Макс Вебер). Короче, в иерархии возникает
неформальная, но принятая de facto
или формально принятая система правил, инструкций и норм поведения,
предписанных работникам и целым подразделениям в иерархии. Естественно считать,
что большинство этих правил возникают на высшем и среднем уровнях. Мы уже
использовали это «правило» при реконструкции возникновения первых иерархий
труда, см. рис. 2 и 4 Части 1. Именно
в этот момент идет наиболее выразительная «вербальная», знаковая, а иногда и
силовая конкуренция, борьба за лидерство, выстраивание рангов. Мы также можем
сказать, что этот процесс идентичен процессам ранжирования биологических особей
в стае или в стаде, см. Четвертаков С. А.,
2005а. То, что подобный процесс происходит закономерно, как
эволюция, и приводит к наиболее удобным на первоначальном этапе социальным формам,
сокращающим затраты труда (личных отношений), признают и психологи:
«Большинство групп приобретают свою форму после бесконечных проб и ошибок. Они возникают в процессе поисков и борьбы, и лишь постепенно достигается какая-то ясность в открыто признаваемых целях» [Шибутани Т., с. 53].
С учетом наших представлений об иерархии потребностей А. Маслоу мы можем представить процесс ранжирования двух персон в момент их «притирки» как переход А -> Б, изображенный на рис. 1. Принцип ранжирования применим и к отношениям двух персон в обычных отношениях. Но при формировании руководителя и подчинения ему остальных работников (в древнем обществе) приведенная схема может считаться типовой.
Рис. 1. Изменение ожиданий (экспектаций) двух партнеров 1 и 2 в период их притирки. Общая длина столбца каждого из участников означает взаимное соотношение уровня удовлетворения потребностей между участниками. Внутри структуры потребностей каждого из участников синей окраской выделена часть, которую играет в системе собственной оценки потребность в безопасности I-II-III. В результате контактов индивид 2 развил установку на преодоление (и творчество) и значение его потребности в безопасности упала (потребность удовлетворена), а у индивида 1 роль потребности в безопасности в структуре системы потребностей возросла (потребность актуальна и влияет на поведение), его установка на преодоление (и роль потребности в творчестве) сократилась.
Этот переход будет неоднократно использоваться в
других динамических ситуациях.
Мы можем при этом считать, что сложившиеся правила в иерархии на первоначальном этапе в общих чертах соответствуют потребностям ее функционирования. Существенно представлять, что те, кто формирует новые отношения и социальную структуру, имеют существенные преимущества и гибкость, способность преодолевать трудности и адаптироваться, изменять среду и окружении и даже формировать собственные и чужие, своих коллег, установки.
Здесь существенно отметить недостаток теории Вебера о чиновных службах патримониального государства Том 2, Глава 12, раздел 8 «Чиновные службы патримониального государства», который утверждает, что
«Правитель набирает его чиновников сначала, и, прежде всего, из тех, кто является его подвластным в силу личной зависимости (рабы и слуги), за их послушание он может быть абсолютно уверен.», [Weber M., p.1026].
Дело в том, что начальный энтузиазм обусловлен общим интересом, мотивацией к разрешению актуальной проблемы, власть носит не формальный характер, она, действительно, всеобща, между работниками, исполняющими приказ, и властителем нет резких различий ни в интересах, часто и ни в уровне социального обеспечения. Обе стороны, как и все общество в подавляющем большинстве, имеют единую цель, поэтому даже сомнений по поводу неподвластности участников движения быть не может. Отсюда и следует важность отделения первого этапа государственного «строительства»: властитель не подбирает первых чиновников в силу личной зависимости – он убеждает их, еще не имея личной власти и еще до прихода к власти, естественно, возле него имеются только «единомышленники» или «товарищи по борьбе». Все остальное формируется несколько позже. О подборе по требованиям личной преданности можно говорить в значительно более сложном и вторичном по развитию обществе.
Отметим по аналогии с периодом т.н. «классовой борьбы» и наиболее активного момента сталинских репрессий 30-х годов в СССР (уничтожение старой партийной гвардии и командирского состава Красной Армии) возможную и частую особенность становления новой иерархии - обостренную борьбу внутри нового государства вплоть до момента ''притирки'' идеологических и рабочих официальных формализмов (форм поведения) и установления некоторой системы и формальных и неформальных отношений в рамках формальных процедур. Так Т. Шибутани цитирует Дойля [Шибутани Т., с. 41]:
«
...недоброжелательство или насилие возрастают, когда система этнической
стратификации находится в процессе формирования или ломки, в ситуациях, в которых
стороны не совсем уверены, чего следует ожидать друг от друга. Когда же
система господства и эксплуатации хорошо установлена, координация действия
протекает спокойно».
Именно такие моменты соответствуют широко известным столкновениям внутри молодых иерархий. Такова борьба родственников Мухаммеда в начальный период становления ислама, период становления личной власти Сталина с начала 20-х годов сюда следует отнести причины ранней смерти Фрунзе, смерти Дзержинского, материалы съездов XIII-XV съездов ВКП(б) Сталинских репрессий, начальный период культурной резолюции в КНР, борьбу внутри якобинской верхушки во Франции, борьбу Гитлера с Борманом и т.п.
Что означает этот период? В момент ранжирования на верхних уровнях нередко начинается яростная борьба – Это не норма, но частое явление. Результатом в любом случае является возникающая система безопасности высших лиц иерархии. Обычно, и мы уже говорили об этом, ведущие участники создания первой иерархии ВСЕ очень активны, и потому концентрация власти в руках одного из них в финале борьбы сопровождается конфликтом, размер которого соответствует активности и способностям, амбициям (установка на преодоление). После «расчистки» в подчинении у высшего лица остаются покладистые и послушливые даже не соратники, а только слуги, исполнители высшей воли – «приводные ремни».
Рассмотрим теперь уровень удовлетворения потребностей отдельных слоев или страт в иерархии труда этого типа (государство – монопольное в хозяйственном отношении).
Ниже мы последовательно рассмотрим формирование и динамику мотивации на нижнем, среднем и высшем уровне иерархии.
Это период освоения догматов веры населением, период энтузиазма, переходящего в фанатизм, период самоотверженного труда, или как говорят многие автора - это «героический период», период высокой пассионарности.
Такому периоду соответствует и высокая социальная
мобильность. Быстро выдвигаются и занимают высокие посты талантливые
руководители, которых выдвигает критическая ситуация и общественная
потребность. Толпа еще способна растерзать руководителя по публичному обвинению
в измене или предательстве в начальный период или очень ответственно бороться с
«врагами народа», которых укажет новый руководитель.
На низшем уровне иерархии ВМЕСТЕ СО СПЕЦИАЛИЗАЦИЕЙ постепенно возрастает рутинность труда, а именно тогда, когда обычный труд входит после социальных потрясений в нормальную колею.
Вместе с рутинным трудом возникает социальная леность или намерения к ней (она прерывается часто жесткими инструкциями и наказаниями в начальной фазе развития иерархии). Социальная леность до сих пор понималась лишь как леность в групповых действиях при отсутствии достаточного личного контроля поведения каждого.
Мы знаем, что коллективные работы составляют только часть работы земледельца. И в более поздних иерархиях труда большая часть собственно земледельческих работ ведется на общинных полях, поделенных на родовые или большесемейные, потом малой парной семьи семейные участки (полосы). Поэтому в семейном хозяйстве, видимо, в собственно земледельческом труде (при реципрокации семьи) нет оснований видеть социальную леность на этом уровне. Но в реальности она возникает снова и снова, но уже на уровне попыток сокрытия объема произведенного продукта.
Социальной леностью нам следует именовать и нежелание точно отдавать общепринятую, традиционную или указанную государством часть прибавочного продукта на общие нужды или попытки приуменьшить свой вклад и своим трудом, и в продукте на общие, в том числе и на государственные нужды или приуменьшить свой продуктовый взнос на общие нужды (например, общины). Удовлетворенная потребность в безопасности и плохой контроль за сбором взносов может на первом этапе развития иерархии труда выявить проблему нежелания делать свой обычный традиционный взнос или приуменьшать объявленный размер полученного урожая. Эти явления мы также должны именовать социальной леностью.
Об
отчуждении от труда мы скажем позже, и выделим это состояние отдельно.
В чисто государственной иерархии без соседства частновладельческих производственных иерархий со свободным или несвободным трудом (рабовладельческие латифундии, частнокапиталистические предприятия) социальная леность проявляется обычно в форме падения дисциплины труда, снижении его интенсивности (поскольку отсутствуют и не соседствуют рядом с государственными хозяйствами предприятия, в которых труд налажен, организован и контролируется материально заинтересованными лицами). Социальная леность на нижнем уровне также является результатом удовлетворенной потребности в безопасности.
Кроме того, у любого земледельца при снятии угрозы гибели иерархии и развитии истинности труда возникает стремление уменьшить его рутинность. Результатом является стремление к любым переменам в своей жизни, стремление к образованию и карьере чиновника в случае возможности. Это ведет частично к раздуванию государственного аппарата, частично ведет к падению интенсивности истинного сельского труда[7].
В
итоге начального этапа забота о жизни при решении проблем верхнего уровня
(потребность в безопасности I и III) быстро освобождает от общественных проблем, кроме тех,
которые решаются каждый месяц или год (обычно это общественные работы и
повинности). Ежедневные заботы - это и
текущая жизнь, и запасы на целый год (потребность в безопасности II).
Вместе со стабилизацией иерархии (годы или десятки
лет) происходит более полное удовлетворение потребности ее работников высшего и среднего уровня в
безопасности.
Этот феномен является ключевым с учетом того, что государственная монопольная иерархия при отсутствии нападений извне может существовать бесконечно долго.
Собственно само определение монополии и является гарантией и инструментом формирования такой безопасности. Если хозяйственная или политическая структура не имеет конкурентов
У среднего звена в массе ведущей потребностью и мотивом деятельности становится потребность в уважении и самоуважении, а дополнительным и значительно более редко встречающимся мотивом - потребность в творчестве. Потребность в уважении удовлетворяется в процессе продвижения по служебной лестнице, в ходе карьеры. Вообще потребность в уважении и безопасности всегда удовлетворена у чиновника только при общении с нижестоящим работником – это утверждение мы делаем с оговорками, которые развиты далее. При контакте с вышестоящим руководителем средний руководитель, как и рядовой работник не удовлетворен (не удовлетворена потребность в безопасности) до тех пор, пока отношения строятся на сугубо формальной основе, например, на основе статуса или звания, выполнения служебных обязанностей. Формальная основа (или в просторечии «закон»), в прошлом традиция, и являются сдерживающим произвол чиновника фактором – более точно, не закон и традиция, а неотвратимость санкций при их нарушении. Иногда формальная основа нужна и в отношении с ниже стоящими работниками (при высоком уровне духовного напряжения в иерархии – фанатизме). Но в процессе роста работник среднего ранга стремится обычно каким-либо образом выйти на уровень неформальных отношений, отношений доверия, которые бы носили личностный характер. В этом ему неожиданно оказывают помощь сами проблемы, возникающие в иерархии, которые, в конечном счете, приводят к необратимым последствиям - постепенному разрушению государственного аппарата.
Но продолжим по порядку – предположим, что система
уже сложилась и нормально функционирует.
Итак, иерархия построена. Мы не говорим о том, является ли она бюрократической или отношения в ней носят личный характер и она управляется традиционными процедурами. Важно, что в ней имеются ПРАВИЛА. Первое такое построение, где работа уже выполняется слаженно, люди притерлись, но полны энтузиазма, мы обозначим в виде знака
Рис. 2. Иерархия труда на стадии роста. Молодая иерархия. Цвет красный. Вводимые обозначения нам нужны в следующих разделах, где мы будем обсуждать динамические взаимодействия иерархии труда с внешним окружением
Что дальше? В жизни происходят изменения, и ничто не вечно. Рано или поздно возникает необходимость что-то изменить. Мы знаем, что формально связь между параллельными звеньями одного уровня осуществляются (командами «начать» и «закончить») через верхний уровень. Мы знаем также, что слабым местом в работе иерархии являются различные перемены в системе операций иерархии труда. Именно эти слабости – проблемы реконструкции иерархии при изменении окружения - по нашему мнению, и являются источником последующей трагической и разрушительной трансформации иерархии труда (государства).
Обсуждая, далее перестройку психологии и
производственных отношений в иерархии, мы переходим к более широкому плану
событий, происходящих в иерархии на среднем уровне.
Ранее отмечено, что в аппарате складываются официальные правила работы. Однако, со временем эти правила устаревают и должны заменяться новыми. Здесь мы ввели предположение, что условия, окружающие деятельность иерархии труда (государства) изменяются. Именно, в случае отсутствия изменений – правила функционирования иерархии могли бы оставаться вечными.
Вторая причина возникающих несоответствий и основание
для изменений – это собственное «творчество» высших иерархов – достаточно
поставить мало достижимую цель или цель, не имеющую серьезного смысла или
экономического (материального) обоснования или начать проводить даже важную
реформу, не имея подготовленного аппарата, ресурсов, плана и идеологии
(рекламной кампании). И сразу в иерархии труда появляется напряжение, которое
выявляет несоответствие правил (целей) и реалий (возможностей). Недаром
изменение в государстве воспринимается у
Лао Цзы как трагедия – «Не дай Бог жить во время реформ». И цели, как мы знаем,
кроме общественно значимых, могут быть самые фантастические и объемные – это
может быть и построение пирамид из камня и пирамид из танков, ракет и
боеголовок, это могут быть цели распространения веры на неверных или язычников,
цели освобождения Святых мест от нехристей или, наоборот, мусульманских святынь
от гяуров, освобождения всего человечества от империалистической эксплуатации,
цели слияния больших рек, обгона Америки или удвоения валового продукта. При
неадекватных или просто невыполнимых целях правил менять не надо – но
поставленные цели делают сами правила ничтожными. Действительно, неадекватные
(возможностям) цели делают всю деятельность не адекватной, принуждают превышать
реальные возможности, только (формально) нарушая реалистический порядок,
правила и требования, только имитируя квазидеятельность и выдавая вместо
деятельности псевдорезультат псевдоработы. Как говорил М. Жванецкий, а потом
вся страна – «они делают вид, что нам платят, мы делаем вид, что работаем».
Какова процедура смены правила? Ранее, когда
считалось, что любой стереотип поведения освещен традицией (древний Восток)
таких процедур, попросту не существовало, процедурами были сами традиции. В
этом заключался великий консерватизм великих древних деспотий. Но и дань эпохе.
Действительных заметных в жизни поколения изменений было ничтожно мало.
В более позднее время обычные процедуры смены правил производились единократно, по мере вызревания. Но очень важно отметить, что изменение порядка функционирования на определенном уровне иерархии всегда предполагало указание к такому изменению, исходящее от вышестоящего уровня управления.
Аксиома управления состоит в том, что само звено управления не имеет права изменять собственные правила[8].
В прошлом мы , см. Четвертаков С.
А., 2004б, затронули результаты экспериментов Г. Ливитта (и это
результаты только 1951 года) в связи с формой иерархической структуры. Эксперименты
доказывают, что иерархическая форма наиболее удачна для соотношения творческого
и рутинного труда. В этом разделе мы подчеркиваем, что эксперименты этого рода
доказывают годность и наибольшую приспособленность иерархической структуры для
стабильных задач и процедур. Первое и второе связано, поскольку рутинный труд
можно построить только на стабильных четко определенных задачах.
Еще раз отметим суть экспериментов. Э.Бэйвлэс
и Г. Ливитт изучали различные сети
коммуникаций, составленных из узлов переработки информации (работников), исследуя
эффективность (скорость) решения поставленных задач в сети. Сеть типа «штурвал»
(иерархия) решала быстрей всего четко поставленные задачи ограниченной
сложности. Наоборот, при нечетких задачах или в задачах с несоответствием
формального задания с фактически данным материалом, где необходимо в процессе
задания переформулировать требования, наиболее быстрого решения достигали
группы с множеством коммуникаций типа «колеса» (каждый со всеми или каждый с
двумя соседями). Структура «колеса» создавала хороший моральный климат и
повышенную приспособляемость. Так участники системы обмена информации
определяли цвета всех выданных каждому шариков. Однотонные цвета представляли
простую задачу. Двуцветные шарики или шарики с неопределенным цветом (на грани
различных цветов) представляли сложную (плохо формализованную) задачу [Leavitt, H.
J, p. 38-50, Свенцицкий
А.Л., с. 70].
Мы можем
интерпретировать эксперименты (количество коммуникаций и время решения задач) в
том смысле, что иерархия или централизованная коммуникационная сеть имеет
проблемы в момент смены видов задач или смены контекста их решения, смены
характеристик и процедур. Позже мы вернемся к этой теме, которая имеет прямое
отношение к формам управления и к представительной демократии.
Рис 3. Эксперименты Ливитта с информационными сетями: а)
«штурвал» как аналог иерархии труда; б) форма «у» - компромиссная сеть; в)
«колесо» - связь через соседей.
Итак, взаимосвязь
“один — многие” образует форму иерархии труда, отражающую различную
информационную насыщенность видов труда разных уровней и высокую четкость
определения решаемых задач. Этим самым она – иерархия – отражает самую общую
свою особенность, составляющую ее производственную сущность и значение:
разделение творческого и рутинного (повторяющегося) труда и решение строго
формализованных задач.
Мы отдельно рассмотрим вопрос индивидуального и совместного или конкурентного принятия решений ниже в этом разделе.
Еще более подробно рассмотрим этот процесс. На некоем
уровне установлено неудобство или несоответствие какой-то процедуры. Работник
этого уровня обязан доложить своему руководству об этом. И вот здесь иерархия
плохо срабатывает. Сообщить вверх по инстанции – «черную весть» - значит неясно
озаботить руководителя, заставить его работать, принимать решение, оказаться
невольным его работодателем. Или иначе. Взглянем на ситуацию со стороны
вышестоящего работника. Если нижестоящий сообщает часто или по обстоятельствам
о необходимости изменить то или иное правило, то он вызывает беспокойство и
потребность решать, т.е. обязывает «работать» на более высоком уровне. Подчиненный
«почти» командует – здесь уже задеваются амбиции начальствующего. Сама традиция
древних деспотий убивать плохого вестника подтверждает отрицательные эмоции
получателей информации – отрицательная эмоция переносится с причины на канал
информации. Намного более «удобен» работник, который не сообщает о возникших
проблемах, а самостоятельно «справляется» с ними. При этом вышестоящего
работника чаще и даже обычно не волнует то, какими средствами и нарушением
каких правил нижестоящий справился с решением проблемы. Не нужно долго думать,
чтобы понять, что второе поведение -
попытки затушевать проблемы, исправить своими силами, «не выносить сор из избы»
- является для вышестоящего руководителя (типичного для многих ушедших времен и
народов, а также некоторых отсталых существующих) предпочтительным.
Большинство руководящих лиц среднего уровня не идут
на риск вызвать неудовольствие высшего руководства. Практика, традиция,
аттитюд, ожидание того, что при жалобе наверх снизу, процедуры никоим образом не
изменяются и не перестраиваются, но вызывают лишь раздражение, приводит к
постепенному прекращению жалоб или замечаний с низших уровней иерархии. Информационные
каналы разрываются.
Можно предположить, что половина или более чиновников
постепенно перестают реагировать на несоответствие процедур (в этой части можно
было бы провести совершенно реальные или качественные эксперименты). Особенно
сложные проблемы возникают при решении комплексной проблемы, решение которой
зависит от нескольких ветвей иерархии («ведомств»). Вероятность коррекции или
решения процедуры падает и в случае неблагожелательных взаимных отношений
работников разных ведомств, а также в случае, когда имеется формальный предлог
отказаться от работы по согласованию процедур. Короче, значительная, а позже и
большая часть информации о несоответствии формальных процедур в иерархии не
подается по информационным каналам вверх
иерархии, т.е. теряется как управляющая и гасится (скрывается) аппаратом
управления. Такова закономерность в период безмятежного существования
государства.
Желание формальной и спокойной работы в рамках принятых процедур и нежелание заниматься неформальной работой по пересмотру их есть не что иное, как обычная лень, возникающая из-за удовлетворенной потребности управленческих работников среднего уровня в безопасности[9].
Мы затрудняемся указать место настоящего раздела в трагической цепи и последовательности внутренней дегенерации монопольной иерархии труда. В определенном состоянии прошедшие изменения, вероятно, следует считать необратимыми – возможно, они определяются характером и уровнем отчуждения, которое будущая социология сможет измерять по данным истории в прошлом материале и по текущим данным современных транзитивных обществ, которые уже определенно не будут проходить весь путь к собственной исторической Голгофе. Однако в истории существовали реальные ситуации, когда иерархии труда могли вынужденным образом быть обновлены или очищены на некоторое время от социальных экскрементов собственного монополизма.
Тяжелые потрясения, испытываемые обществом вместе с государством,
если они их выдерживают, народные восстания, тяжелая оборона, эпидемии, переселения
- могут привести к частичному обновлению состава правящей верхушки, что вливает
в иерархию новые силы. Стареющая иерархия может, как бы, начать новую жизнь. О
смене элит при потрясениях говорили Парето и Мосс. Наиболее общо в историческом
материале по этой теме работал Арнольд Тойнби. Его теория «вызова и ответов»
показывает, что умеренной силы вызовы, с которыми справляется система в своем
развитии, если она еще не до конца разложилась, реформирует иерархию и
динамизирует ее.
Причина одна – она обобщена. Новое появление не удовлетворенной потребности в безопасности включает защитные мотивационные механизмы в элите системы и обновляет и систему в целом и элиту.
Эта тема полно (и, возможно, впервые) освещена в работе Арнольда Тойнби, который и положил начало самому термину «вызов».
Тойнби относит ситуацию кризиса не только к обновлению, но и к самому генезису цивилизации, а в нашем случае – формированию иерархии труда. Возникновение иерархии труда и первых цивилизаций – это тоже ответ на «вызов» (природы).
«Отсутствие вызовов означает отсутствие стимулов к росту и развитию – исторические примеры показывают, что слишком хорошие условия, как правило, поощряют возврат к природе, прекращение всякого роста», [Тойнби А., с. 120].
В развернутом виде Тойнби об этом сказал так:
«Пассивная аберрация творческой личности,
сумевшей добиться определенного успеха, –
стремление, совершив однажды творческий акт,
почить на лаврах в сомнительном рае, где, как ей кажется, она будет до конца
дней своих пожинать плоды обретенного счастья…творческая личность, поддавшаяся
подобным настроениям, оказывается в положении задержанного общества, достигшего
полного равновесия с окружающей средой и в результате ставшего ее рабом, а не
господином. В случае задержанного общества исторически сложившееся положение
может сохраняться до тех пор, пока среда остается неизменной. Но изменения
среды угрожают обществу катастрофой….Современное западное естествознание также
пришло к заключению, что слишком высокая специализация вида чрезвычайно
повышает риск его вымирания в случае изменения окружающей среды» [Тойнби А., сс. 308-309].
Мы
считаем, что состояние «почить на лаврах» означает не что иное, как
удовлетворенную потребность в безопасности, причем при отсутствии творчества роста, которое должно следовать за этой
удовлетворенной потребностью в соответствии с иерархией потребности Маслоу. НО
ТО, ЧТО КАСАЕТСЯ ИЕРАРХИИ ПОТРЕБНОСТИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА, МОЖЕТ НАРУШАТЬСЯ
ИНСТИТУТОМ, СТОЯЩИМ НАД ЧЕЛОВЕКОМ – ИЕРАРХИЕЙ ТРУДА И ГОСУДАРСТВОМ, КОТОРОЕ,
СТРЕМЯСЬ К СТАБИЛЬНОСТИ, ГАСИТ ТВОРЧЕСТВО И РАЗВИТИЕ (ЕЩЕ НЕ ВОЗНИКШЕГО,
ПОДЧИНЕННОГО ИЛИ УЖЕ РАЗРУШЕННОГО) ОБЩЕСТВА В ЦЕЛОМ.
Когда от момента формирования иерархии прошло достаточно времени и возникла жесткая культура иерархического подчинения, то системе трудно реагировать на «вызов». Однако, если интервал времени между генезисом и вызовом достаточно мал, и система еще не слишком закостенела, ее элита (как творческая часть общества) сохраняет элементы творчества, она способна перестроиться в достаточно короткое (для спасения0 время и преодолеть вызовы. При этом сама элита оказывается подверженной изменениям в процессе преодоления и борьбы. Наименее пригодные элементы и участники уходят из аппарата или погибают, не вынеся испытания.
Именно так произошло обновление элиты и укрепление режима Сталина в момент Отечественной войны, хотя победа досталась страшной ценой и жертвами народа. И цена эта обусловлена чудовищными преступлениями кровавого аппарата в 30-е годы и перед войной, которые не могут быть оправданы никакими угрозами, но являются преступлениями перед человечеством в целом и народами СССР конкретно. Аппарат (особенно в наиболее тяжелых условиях – блокады Ленинграда) обновился в адекватно, выработал настолько энергичных, решительных и творческих руководителей, что Сталину пришлось делать чистку аппарата («Ленинградское дело») из возникающей опасности сосуществования слишком деловых и умных руководителей.
Чтобы не оперировать только общими понятиями, нам достаточно вспомнить два психологических момента отношений высшего партийного и отдельно военного руководства СССР со Сталиным в первые недели войны, описанные в воспоминаниях Г. К. Жукова.
Из депрессии Сталина, уединившегося в первую неделю фашистской агрессии, на своей даче под Москвой, вывела делегация высшего руководства, призвавшего его «на правление», в связи с чем возникает обоснованное подозрение, что Сталин в панике ждал внутреннего переворота и собственного смещения за ошибки в оценке военной угрозы. Не дождался и, видимо, был приятно удивлен. Элита поддержала и мобилизовала, вдохнула энергию своим подчинением, верой и ожиданием.
Вторая сцена связана с прекращением порочной практики управления войсками, сложившейся в первый месяц войны. Сталин, взявшись за руководство, сосредоточил полное управление фронтами в Кремле. Каждым утром Кремль собирал всю информацию о положении на фронтах, к середине дня ее обрабатывали, к вечеру ставка и штаб вырабатывали директивы и рассылали их к ночи. Проблема состояла в том, что за день ситуация, особенно в первые недели, так быстро изменялась, что указания были совершенно не пригодны. Руководство на местах стояло перед дилеммой исполнять неадекватные приказы или рисковать дисциплиной и жизнью. Кроме того, Сталин за первые ошибки и просчеты, просто отступление войск по старой привычке карал расстрелом, несколько высших командиров было расстреляно. Высшие офицеры, вместе с Тимошенко и Жуковым (нач. ген. Штаба) пришли к Сталину с требованием изменить порядок работы с войсками, выделить права фронтам и армиям действовать ежедневно «по обстановке», прозвучало и требование прекратить ВМН генералитета. Это было серьезно. И Сталин немедленно уступил.
Как же далее начинает работать государственный аппарат? Неправильную или неудобную или просто недействующую процедуру начальствующие работники заменяют своей неформальной, неписаной. Формально нарушая закон, чиновнику только и удается выполнить необходимое действие в срок и т.п. Уточним, что здесь мы не рассматриваем пока преступления против государства и закона, такие как воровство, взяточничество или халатность. Наша цель показать, что честный, нормальный работник, поставленный в рамки обычного производства (средний уровень руководства) приходит к необходимости для выполнения дела нарушать установленные правила.
Знаменитый термин – «забастовка по-итальянски» означала в XX-м веке, что, строго выполняя установленные правила, можно фактически прекратить работы. И тем самым формальное исполнение означала остановку работы. Речь, конечно, шла о государственной службе - государственных железных дорогах.
Те же явления возникают при «волеизъявлении» или «планировании» иерархов, когда они перестают выполнять свои обязанности реально и получают возможность принимать несбалансированные решения, указывая недостижимые или малоосмысленные цели, которым уже никто не может оппонировать
Только в окружающей нас жизни можно привести
бесконечное число примеров этого рода, примеров отмены фактически неудобных
правил на нижних уровнях исполнения. Это
нарушения техники безопасности, выход на линию пассажирского транспорта без требуемых
проверок, превышение рабочим числа сверхурочных рабочих часов, разрешенных профсоюзами
при многочисленных авралах и «штурмовщине» (примеры приводились в первой
рукописи 1980-х годов – сейчас они из далекого прошлого - СССР – заботливые законы оставались, когда
это было необходимо, на бумаге) и т.д. и т.п. Позже возникают уже должностные
преступления - «приписки» к отчетам о выполненной работе, «выведение» среднего
заработка рабочим-сдельщикам и т.д.
Нарушение старых правил без их отмены и преобразования создает новый риск для исполняющего управленческие функции чиновника. Этот риск далее объективно сопровождает нормального чиновника в работе, если он выполняет планы и задания. Но такой риск означает новый вызов. Это вызов безопасности чиновника.
В последующем правила бюрократии или правила личных отношений в чиновной государственной иерархии нарушаются всегда, поскольку с началом «нарушения порядка» никто не приводит правила в соответствие с практикой. Это создает постоянную новую опасность для чиновника. Она состоит в том, что чиновник всегда может быть обвинен (старшим чиновником или подчиненным в виде жалобы в «органы» или чиновником – конкурентом) в формальном нарушении правил. То же возникает и при нереальных заданиях свыше, поскольку никто в реальности их выполнить не может. То, что такие обвинения могут быть выдвинуты выборочно и по особому случаю, в качестве предлога, не подлежит никакому сомнению.
Такая новая опасность, неудовлетворенность потребности в безопасности вызывает совершенно иные решения, которые драматически изменяют всю иерархическую систему. Мы увидим, что сам процесс изменения и является моральным или психологическим «старением» иерархии (государства или труда).
Прежде всего, опасность для руководства в новых условиях вызывается множеством работников, которые могут теперь сослаться на нарушение дисциплины самого начальства. Часть подчиненных работников, кроме того, могут ссылаться на несоответствие правил с тем, чтобы доказать свои собственные неудовлетворительные результаты. В этом уже заложен конфликт с подвластными. Власть начальников и управителей, нарушающих правила или закон или еще ранее традиции, даже из благих целей и на общую пользу, не говоря о целях частных и аморальных, может быть подорван и часто реально подрывается на первых этапах этого состояния именно такой критикой подвластных управляемых.
И тогда власть начинает бороться.
Категорию подчиненных работников, ссылающихся на «объективные» трудности и несоответствие правил требованиям жизни, правил – реалиям жизни, высшее руководство перестает терпеть. Оно заменяет их такими, которые делают дело (неважно какими средствами) без шума, не мешая высокому начальству спокойно жить, и, по крайней мере, не угрожая скандалом и критикой (сбоку или снизу). Как говорила деловая директриса текстильной фабрики («Москва слезам не верит» - СССР – начало 80-х гг.) – положительный герой: «мне не нужно знать, почему вы не смогли сделать то-то и то-то, вы должны мне сказать, что вы делаете для того, чтобы выполнить необходимое». То, что работники в СССР «делали свое дело, не взирая на трудности» (это дословно типовая фраза того времени), воспринималось как норма, что доказывает уже глубокую степень несоответствия предписанных правил и жизненных реалий для периода 60-80 гг. прошлого века.
В порядке самозащиты и в борьбе с «формалистами» и «бюрократами» руководство вынуждено подбирать себе таких работников, которые готовы работать неформально, готовы нарушать писаные инструкции, готовы «делать, что говорят», готовы «работать по смыслу, а не по форме». «По смыслу» - это еще одна сакраментальная фраза в русском деловом и обиходном лексиконе. Причина – правила и законы настолько уродливы и не пригодны для практической пользы, что в работе «по здравому смыслу» остается единственное спасение.
Кто же может работать не по правилам, а исходя из личного мнения руководства и только исходя из него? Это могут быть исключительно люди, имеющие лично положительное отношение к руководителю и покрываемые руководителем или как говорят в истории, «зависимые люди» – такие и являются искомым материалом для властителей далее и на всю оставшуюся (для иерархии) жизнь. В среде подчиненных каждого руководителя должны оказаться только люди, лично преданные ему, люди, работающие так же не формально, как и он сам.
Возникает новый оттенок в деятельности
государственного аппарата. Появляется возможность и соответственно практика, а
позже и этика скрывать некоторые нарушения принятых правил, сначала на пользу
дела. Таким образом, создается важнейшая, если не главная социальная и
системная предпосылка для дальнейшего
разрушения аппарата (как говорили ранее об электродвигателях в неправильной
системе управления двигателем, последний «начинает идти вразнос»).
Факт несоответствия инструкций и его следствие - нарушение устаревших инструкций - это уже есть несистемная работа в обход государственной системы, уже есть проявление частного интереса (экономия сил на приведение в порядок правил (высшим персоналом). Оно ведет к дальнейшим действиям, разрушающим целесообразность производства в системе.
Однажды системно созданные процедуры начинают стихийно модифицироваться по усмотрению работников отдельных звеньев. Каждое звено, не имея возможности согласовать свои действия с другими, начинает формировать свои собственные правила (насколько это позволяет система в целом). Такие правила всегда в самой малой степени связаны с работой других подсистем и образуют наиболее выгодные условия собственного независимого существования. Специализация труда функциональных звеньев превращается в натуральное выживание каждого звена в отдельности. Мы позже отдельно остановимся на проблеме «творчества» в генерации процедур в иерархии труда. В России СССР многократно наблюдалось, что обслуживающее подразделение, например, Информационно-вычислительный центр, постепенно «забывал» цель своего создания – обслуживание других подразделений и становился самостоятельной единицей со своими интересами и собственными планами. Как известно, выполнение функций, исходя из эффективности функционирования одного конкретного звена, является неэффективным исходя из критериев функционирования системы в целом. Другими словами, отдельное звено работает лишь на основе знакомого очевидцам советской системы и даже просто знакомого с советской общественно-политической литературой - т.н. «ведомственного подхода».
Итак, возникает причинно-следственная цепочка:
удовлетворенная потребность в безопасности чиновников;
лень верхушки в перестроении структуры и правил или просто стремление к статус-кво;
изменение условий и устаревание традиций или бюрократических правил и инструкций;
нарушение их на практике, вместо изменения;
развитие системы сокрытия нарушений правил;
построение вторичных отношений личной преданности для сокрытия нарушений;
появление возможности и как следствие, реализации возможности, т.е. практики работы в ущерб системе в целом и развитие злоупотреблений;
«творчество» частичных правил и процедур – системный функциональный дисбаланс.
В развитом виде эта схема возникает в относительно позднее время, в связи с тем, что среда изменяется (и правила устаревают) достаточно быстро и заметны в одном поколении (CCCР – XX –й век). Схема приведена по наблюдениям автора за изменениями внутри советской чиновной бюрократии (государственных контор). В древних системах стабильность жизни и традиций нарушались много реже жизни одного поколения и это, как правило, не могло быть отмечено каким-либо обобщением в жизни одного человека. Однако в реальности традиции совершенно аналогично и постепенно разрушались в ущерб системной деятельности иерархии. Эти традиции в те далекие времена означали смещение ментальности общественных интересов чиновничества к частным интересам, т.е. к несистемной частнохозяйственной деятельности, что на современном языке означает «коррупцию».
Обратный пример видения сдвига ментальности
представляет, например, работы Тацита, который отмечает падение нравов в
имперском Риме.
Следует еще раз подчеркнуть, что в начальный период развития иерархии нижний и средний чиновник, работающий в пределах установленного формализма или традиции, не обязан руководству, независим. Он свято исполняет канон, традицию[10], не нарушает правил, всегда готов апеллировать к высшему руководству (обычно харизматическому лидеру и даже обожествляемому лидеру) о беспорядках и в случае нарушений правил или притеснения его непосредственным начальником.
Что означает в области ментальности формалист. Правовед или «законник» - это, прежде всего, человек буквы. Он готов «рубить правду-матку» – говорить правду! Такой человек больше не нужен в аппарате государства. Он не может служить верой и правдой в «нештатной» ситуации нарушения правил, ибо всегда может подвести. Нужны другие, кто льстит или говорит то, что от него ожидают.
А потому подобный тип социального поведения в государственной монопольной иерархии исторически неустойчив. В развивающемся процессе нарушения правил работа ''строго по правилам'' делает его неприемлемым для остальных и, прежде всего, для руководства. Принципиальность (и формализм, что одно и то же) в иерархии со старыми правилами - всегда угроза и угроза тем более, чем более правила не соответствуют жизни.
Потребность самого такого «формалиста» в безопасности тоже перестает удовлетворяться в двух смыслах: он перестает успешно работать на основе не соответствующих жизни инструкций, и он начинает раздражать руководство своим формализмом, создает опасность скандала и создает контр реакцию свыше в отношении себя самого. Поэтому стереотип формалиста и любого «специалиста» разрушается, исчезает. Его изгоняют из системы. Система теряет пассионарность, страстность и силу таких людей, их энергию к преодолению трудностей. Их сменяет плеяда покладистых, не желающих выносить на обсуждение проблемы, людей, не способных к решению больших задач, но способных избегать решений и ответственности. Изменяется даже ведущий тип мужчин. Воины и сильные духом люди не в почете. Человек, умеющий лгать и скрывать проблемы или не замечать их, становится господствующим типом. Молчание и сокрушенность духа (даже стресс) для умных людей[11], веселое лукавство для всех остальных[12]. В целом, в ментальности, общество перестает быть сильным. Кроме того, оно становится в массе поверхностным, теряет мудрость. Думать глубоко и прослеживать логические связи, даже просто стремиться к истине бессмысленно потому, что тщательный исследователь довольно быстро выходит на системные противоречия, но объем требуемых системных реконструкций превышает мыслимые возможности их проведения. Кроме того, прослеживать логику так же «бессмысленно» и с позиции воспринимающего практически мыслящего социального окружения потому, что любая социальная критика политически опасна. Тогда она обозначается сообществом как «огульная критика», см. например, замечательные наблюдения и выводы Г. Л. Тульчинского [Тульчинский Г., сс. 36-43].
Смена типа и формы поведения дает новые следствия, и все, кто прошел школу советской системы, их прекрасно знает как результат и как явление.
В России военные сословия, преданные государству (казаки) были разоружены еще в годы гражданской войны. Идеи Ленина о всеобщем вооружении народа как гарантии «пролетарской диктатуры», вероятно, никто, кроме автора, и нескольких его последователей (Михаил Фрунзе – военный реформатор, 1924 г.) не принимал всерьез. И всеобщее вооружение народа (ВсеОбуч) и территориальные войска – как зачаток национальной гвардии были «успешно» свернуты к середине 30-хгодов, особенно с учетом проблем коллективизации.
Но мы знаем и процессы ликвидации государств «прямого представительства» или государств социозависимых – превращения их в соционезависимые структуры. На языке советских историков – это превращение т.н. «военных демократий» в деспотические режимы. Важнейшим в таком процессе является запрет рядовым членам общества носить и иметь при себе оружие.
Так в Риме этот процесс прошел именно в момент гибели республики.
«…В течение многих
столетий (после республики - СЧ) жители провинций защищались профессиональной
армией; еще при Августе lex lulia de vi запретил им носить оружие. В V в. этот закон все еще находился в силе и более или
менее соблюдался. Юстиниан ужесточил его, сделав производство оружия
исключительно монополией правительства» [Джонс А.Х. М., с.536].
Прежде всего, чиновничество перестает уважать правила, законы, или в раннее время, традиции, поскольку они действительно мешают достигать реальных целей. Возникает цинизм как признание в государственной деятельности личных целей более важными, чем общественные. В силу указанных выше причин чиновник среднего ранга начинает заниматься собой, своим ростом по службе, ростом своих подчиненных. Общественный интерес в иерархии становится частным.
Общество начинает изменять даже собственные оценки сложных
и проблемных явлений, снижая планку их моральной оценки. Так рабочие, крадущие
материалы и детали или продукцию на предприятиях, именуются теперь «несуны», и
их не увольняют. То же терпимое отношение на производстве возникает и в
отношении к пьянству. В чести оказывается и ложь. Так критическое отношение к
объективным данным осуждается – руководство формирует «вдумчивое отношение к
цифрам», что означает выпячивание и акцентирование внимания к положительным
цифрам, и игнорирование или прямое изъятие «плохих» данных.
Выше показано, что чиновничество в целом необходимо вынужденным
образом переходит на новый режим отношений - отношения личной преданности,
отношения протекции, личных связей и личных услуг, в советское время это
означало т.н. «групповщину», круговую поруку, на западе это именуют «мафией».
Личные взаимные услуги – это известный принцип «я - тебе, ты – мне». Назначения
на важные посты ведутся сверху вниз из лично преданных работников и по
протекции знакомых, родственников или других зависимых людей. Ослабление власти
Меровингов и позже распад империи Карла Великого происходит на этой же основе.
Уже в процессе распада между руководителем и его военачальниками возникают
личные договоры.
Круговая порука, постепенно возникая, приводит к
зависимости руководителей от подчиненных и ведет фактически к развалу исполнительской
дисциплины, к невозможности потребовать от работника исполнения работ в полном
объеме. Новые отношения разрушают рабочие отношения в иерархии, заменяя их
видимостью работы или ее минимально допустимым в сложившихся конкретных
обстоятельствах объемом. Иерархия еще существует, но работает все хуже.
Более того, возникший процесс оказывается в определенном смысле необратимым. Руководитель, связанный общими ''делишками'' со «своими» больше не может управлять по смыслу этими подчиненными, не может управлять в интересах иерархии в целом, даже если бы потребность была оценена им как важная с позиций государства. Мы покажем эти следствия в разделе о механизме распада.
Таким образом, мы делаем вывод, что еще до начала распространения коррупции и до расхищения и распада государства среднее чиновничество деформируется уже только потому, что никогда не имело нормальных социальных инструментов реконструкции собственных процедур и правил при изменении среды или внешних вызовах политического и экономического окружения.
А теперь обратимся к позиции высшего иерарха. Его потребность первоначально состоит в том, чтобы иерархия развивалась системно как единое целое. В этом гарантия стабильности его собственного существования.
И действительно, на первом этапе непрочного существования государственной иерархии высший иерарх, вождь, деспот и т.п. занимается развитием иерархии в целом. Это тем более верно, что объективно к власти приходят люди, которые учитывают в политике, военном деле и экономике возникающие проблемы комплексно системно - иначе бы история отбросила их на свалку раньше, не доведя до почетного места.
Но позже, со стабилизацией иерархии, он или его последователи (которые в условиях монопольной иерархии являются обычными работниками, без обостренного восприятия и учета обстоятельств), новые руководители заняты в основном укреплением и сохранением своей власти внутри иерархии.
Почему происходит такая смена ? Первоначально иерарх опирается на престиж у множества или у большинства членов общности. Со стабилизацией личных отношений в иерархии круг непосредственных контактов высшего иерарха существенно сокращается, ограничивается ближайшими подчиненными. Вспомним сакраментальное, но относительно позднее в разложении иерархии - «вассал моего вассала - не мой вассал!».
Сокращение объема контактов высшего иерарха со
временем (или в продолжение нескольких поколений руководства высшего уровня)
закономерность. В противном случае неограниченных контактов высший иерарх
информационно перегружен, перегружен жалобами, просьбами и т.п., идущими через
головы его ближайшего окружения. Кроме того, неограниченные контакты - это и
риск покушений недовольных представителей оппозиции.
Итак, объем контактов высшего иерарха сокращен. С другой стороны, с ростом рутинности производственных процедур авторитет власти (престиж власти и иерарха у населения, его основной массы должен закономерно понижаться, поскольку рутинный труд вызывает социальную леность и отчуждение от заданий и планов, назначаемых сверху[13].
При рутинном труде авторитет власти у населения
постепенно падает, даже если интенсивность труда не возрастает.
Два выше указанных обстоятельства и приводят к тому,
что высший иерарх со временем чувствует себя несколько иначе, чем первоначально,
в момент прихода к власти в молодой иерархии. Его безопасность и защищенность
ослаблена или закономерно ослабевает ос временем.
Высший иерарх теперь вынужден сам беспокоиться о безопасности своего существования, т.е. заниматься укреплением и сохранением своей власти в иерархии.
Это укрепление власти происходит в двух аспектах: в
широком плане иерарх должен заботиться о своем престиже у населения, об
имитации благодарности населения ему лично, т.е. он должен заботиться о
налаживании идеологической работы среди населения. Кроме того, сюда же
относится и организация работ и аппарата по борьбе с ересями, инакомыслием. В
древних обществах вожди должны разбираться в вопросах религии собственного
народа, ее совмещением с религией завоеванных народов или с организацией новой
религии и «обществоведения», канонизацией отдельных важнейших исторических
событий прошлого и исторических деятелей. Часть последних или сам иерарх
возводятся в статус божеств или святых или просто попадают в перечень данных,
которые обязано знать население на основе государственных или религиозных
ритуальных мероприятий или программ
какой-либо системы обязательного обучения. Это уже работа на себя, на
укрепление во многом своей личной власти (достаточно вспомнить значение работы
Сталина над «Кратким курсом ВКП(б)».
Второй аспект укрепления личной власти - «работа» с ближайшим окружением. Формирование надежного окружения - подчиненных на всех ключевых постах тем более важно, чем менее возможности иерарха апеллировать к населению в целом. Кроме того, население в целом далеко, а приближенные рядом. Они в случае недовольства могут и убрать лидера. Последний поэтому много сил должен тратить на подбор своего окружения, выдвижение новых лично преданных иерархов и поиск формальных предлогов для отставки и отстранение старых подиерархов, «соратников», тех из них, которые представляются иерарху достойными для замены, и которые, по мнению иерарха, имеют достаточно самомнения для того, чтобы считать себя равными Дорогому Вождю. Это обычно люди творческие и энергичные – они знают сильные и слабые стороны Вождя и во многом «ровня» Вождю. Можно вспомнить, как подозрителен с возрастом стал, например, Александр Македонский к своему окружению. Можно упомянуть, что во внутрипартийной борьбе ВКП(б) оппозиционеры использовали ротаторы и испытанные подпольные средства, уже находясь в оппозиции в середине и конце 20-х годов. По воспоминаниям маршала Жукова Сталин очень не любил, когда его называли «Иосиф Виссарионович», а требовал, чтобы его называли «товарищ Сталин». Мы из стенографических отчетов Х1V съезда ВКП(б) знаем, например, что борьба за состав ЦК, за распределение рабочих мест в госаппарате и партаппарате между близким окружением Сталина (Молотов – оргсектор и креатура Сталина) и прочими «не преданными» людьми, всякой «оппозицией», велась очень остро [Стенографический отчет XIV съезда]. А дальновидные иерархи занимаются своим окружением (и сбором компромата на них) и много раньше, даже еще до прихода к политической власти. Можно отметить, например, борьбу Ленина за дневники Совета партии и протоколы ЦК РСДРП еще в 1905-6 гг. [Лепешинский П.Н., с. 15], борьбу против Богданова на рубеже 10-х годов и т.п. Имеются и примеры того, как лидеры «подвешивают» своих сторонников – делают их униженно зависимыми от себя. Так, Сталин держал жену Калинина и родственников нескольких людей из своего близкого окружения в лагереях (фактически, как мы понимаем сейчас, в заложниках), чтобы обеспечить (и заодно проверить) их полную преданность. Этим была «отрегулирована» их потребность в безопасности от вождя. А в 1952-53 гг., от XIX съезда и до «дела врачей», Сталин спланировал вывести в меньшинство ВСЮ свою старую гвардию – от Берия до Хрущева, включив в Политбюро ЦК ВКП(б) «молодых» и неискушенных теоретиков, наиболее известен среди них Суслов.
История показывает, что для безопасного существования вождь, иерарх в монопольно господствующей иерархии должен обеспечить свое окружение лично преданными людьми, работниками, которые пойдут за ним «в огонь и в воду», которые при этом не претендуют на высший пост иерарха (при жизни, а, кроме того, не рискнут торопить уход).
Личная преданность приближенных на высших постах также деформирует окружение иерарха, работа в иерархии на высших уровнях немедленно теряет свой системный характер. Личная преданность становится единственной ценностью и мерилом отбора работников, и государство на самом высоком уровне раскрывается как объект разграбления и личной наживы, карьеры для сановников высшего разряда. При этом мы понимаем, что личная власть делает собственное окружение (по порядку принятия решений) абсолютно не творческим. Это указывалось уже во многих работах и именуется эффектом Атагуальпы [Стариков Е. Н., с. 37]. Иерархическая структура, подчинившая себе все население, сама и вместе с населением становится настолько жесткой, что может рассматриваться как «хрупкая», ломающаяся от любого давления извне или случайного внутреннего толчка. Но, самое главное, весь персонал управления не был способен к самостоятельным действиям, минуя касика. Паралич империи Тауантисуйу наступил, как только он попал в плен к завоевателям (конкистадорам). «Армия» из 67 всадников и 110 пехотинцев стала владычицей многомиллионного государства, которое ждало команды единственного и не имело и не умело инициативы вне заведенного порядка. Е. Н. Стариков ставит в один ряд и подтверждение цитаты и взгляды Маоцзедуна по этой теме, образцы «архаических социальных динозавров» (мы в этом отношении не согласны – тогда это был величайший социальный прогресс!) – Египет древнего царства, III династия Ура, Хараппа, Минойская, Микенская цивилизации, империя инков, захват крестоносцами Константинополя в 1204 г. Мы можем подтвердить и другие свидетельства, исторические прецеденты – , например, из исторических писем Неру «Письма к дочери» он пишет о том, что после «справедливых» режимов в истории Индии народ становится настолько пассивен, что страна оказывается доступной любым завоевателям.
Культурный план монопольных иерархий разных времен очень различен. Главой генерального штаба русской армии в 1914 г. был Я. Г. Жилинский, который был известен исключительно своим приятным обхождением во время различных приемов, пиров и банкетов. Примеры бесконечны.
Но, пожалуй, лучший и наглядный пример – это гибель самого коммунистического режима СССР, который инициирован антикоммунистическими и антитоталитарными реформами (сознательно или по ошибке, другой вопрос) единственного человека - Генерального секретаря КПСС, М, С, Горбачева, в результате чего даже инициированный путч против Генсека (ГКЧП), включая войска МВД и армию, не выдержал протеста нескольких тысяч безоружных граждан в столице. Триста миллионов граждан сидели у телевизоров и смотрели на единоборство владетельных и вооруженных до зубов мятежников с кучкой «протестантов». О сочувствии не говорю. Говорим о том, что сидели! Не так ли распадались и прошлые империи?!
Итак, лидер иерархии зависит от своего окружения и уподобляется работнику среднего ранга, хотя и по другим причинам. Окружение становится пассивным, и это не может не повлиять на собственную безопасность и иерархии в целом (возникает «хрупкость» структуры по точному выражению Е. Н. Старикова) и на безопасность самого лидера. Что происходит с лидером далее?
Ротация руководящих кадров, военных руководителей и администраторов (перевод с одного руководящего поста на другое, в другом административном регионе для исключения «обрастания лично преданными людьми и возникновения опасности местничества», т.е. сепаратизма) была принята еще в древних государствах и империях, отмечена, например, в Персидской державе, той же цели служило многократно разделение военной и гражданской функции управления.
В СССР понятие «номенклатуры» было введено для организации особого материального обеспечения руководящих кадров. Причем общий недостаток материальных средств и привилегий, а также нежелание утечки информации о наличии таких привилегий сформировал пожизненный характер «номенклатуры» и распространялся даже на их детей (которые были причастны к тайнам «Кремля», в, частности, к пониманию распределительных чудес системы с детства). Действительно, всякий, исключенный из списка, оторванный от «кормушки», мог стать источником социального недовольства и протестного поведения, опасного «идеологического подрыва». Именно таким в какой-то момент и стал лидер первой оппозиции Б. Н. Ельцин.
Поэтому в СССР управление кадрами приняло особенно гротескный характер, над которым по недомыслию цензуры открыто смеялась вся страна – «снят за развал и брошен на укрепление».
Стабилизация иерархии - это и длительное
существование несменяемой власти, а значит, это и проблема старения аппарата, в
том числе высшего. Старый немощный лидер, которого никто не решается снять -
означает подготовку его смены для всех окружающих: возникают союзы-мафии,
противоборствующие группы, борьба между которыми происходит скрыто.
Наконец, новый иерарх занимает свой пост, ''возведен на престолы''. Он теперь обязан тем, кто его выдвинул, иногда он сам - компромиссная фигура, обеспечивающая баланс сил между противоборствующими группировками (таким бал Сталин, таким был Хрущев, таким был сам Брежнев). Он часто не может ссориться с подчиненными, требовать, приказывать, рубить с плеча, он не может разорять свое гнездо, другой опоры у него нет, он выбран не молчащим народом, а кликой, верхушкой иерархии. И вот результат, новый высший иерарх (второе, третье или более позднее поколение) не способен уже системно перестраивать иерархию в целом, находится в руках у аппарата[14].
Возникает «демократия кланов» - возникает
«предфеодальный» этап дробления иерархии. В лучшем случае, иерархия застывает,
не будучи способна перестроиться. Высший и средний уровень иерархии смыкаются
воедино или в ряд противоборствующих групп и не могут обеспечивать внутри групп
взаимную требовательность и сотрудничество исходя из интересов иерархии в целом. Фактическая взаимная требовательность
(экспектация) участников групп состоит а
сохранении и улучшении социальной значимости каждой группы в целом или отдельно
каждого ее члена. Общественный интерес сменяется узкогрупповым или частным по
отношению к иерархии интересом. Именно к этому результату и примыкает «династическая»
теория Е.Т. Гайдара.
«Старение» бюрократической иерархии по Паркинсону (он
рассматривает поведение высших руководителей и их наследников в любой
частновладельческой структуре – правящая династия – только один вариант) кроется
в ее росте и усложнении (третий закон), однако, Паркинсон неявно упоминает и
удовлетворенную потребность в безопасности в своих комментариях. По Паркинсону
у наследника (руководителя) организационной иерархии-империи ''нет основного
стимула - стремления вырваться из оков бедности или социальной незначительности
[Паркинсон С. Н., с. 297]. Перечисленное
- это потребности низшие и потребности в уважении. По иерархии Маслоу потребностъ
в безопасности именно между ними. Уважающий себя человек спокоен. Династическая теория Гайдара [Гайдар
Е. Т., с. 152] охватывает только это историческое наблюдение, и, к сожалению,
не выходит на политически актуальную для российского общества критику
исторической ущербности любых псевдодемократических и различного рода
бонапартистских режимов XIX и XX вв. и современности, которые камуфлируют любых видов
политическую (а значит и, в конечном счете, хозяйственную) монополию
исполнительной власти.
Итак, мы рассмотрели поведение всех трех слоев в иерархии: низшего слоя работников рутинного труда, среднего чиновничеств и высшего иерарха и его ближайшего окружения. Монопольное или устойчивое существование политической иерархии, приводит к ее монополии в (народном) хозяйстве и ведет к внутреннему перерождению.
Рис. 4. Иерархия в стадии равновесия. Зрелая иерархия. Равновесия частных и общественных интересов. Слабые признаки коррупции. Цвет зеленый.
Далее мы указываем на экономические последствия
такого перерождения.
[1] Настоящий раздел в основном тексте сформирован в 1981-1982 гг.
[2] Проблемы подвластных территорий и империй будут обсуждаться отдельно и позже.
[3] В работе использовался обзор Ю.М. Плотинского, см. Плотинский Ю.М., Математическое моделирование динамики социальных процессов, уч. пос. М. Изд. МГУ, 1992 – 133 с. Кроме того, мы использовали обзор, выполненный Питиримом Сорокиным, опубликованный в СОЦИС, см. список литературы)
[4] Эта теория сама по себе является порядковой системой приоритетов социального поведения – т.е. является не чисто номинальной системой.
[5] Участник разрушения в прямом смысле, но только работой в самиздате и посильным участием в идеологических дискуссиях: сначала нелегальных, полулегальных и потом легальных.
[6]
Социализм в СССР, как и древние хозяйства Шумера, Египта и др. архаичных
государств оставляет после себя исключительно помпезные и насквозь фальшивые
письменные источники, которые еще должны будут вводить в заблуждение случайно
наткнувшихся на них неосведомленных и юных читателей. Долг социологов и
очевидцев «социализма» в СССР тщательно собрать и документировать реальные
особенности системы, чтобы трагические ее жертвы, понесенные варварством ради
«светлого пути всего человечества», были не напрасны, чтобы оставленная ею
память была не искажена чудовищной велеречивостью, краснословием вкупе с
цинизмом права на ложь, замалчиванием и переменой мнений (передергиванием
контекста изложения) исключительно в силу текущих интересов и ситуаций
руководства системой.
[7] Напомним, что у владельцев товарной иерархии потребность в безопасности практически никогда не удовлетворена полностью. Он может разориться, а потому, если только он не имеет монополии от государства или общины (городского цеха или купеческой гильдии) он вынужден постоянно заниматься вопросами поддержания интенсивности рутинного труда и в эффективности работы иерархии а целом
[8] Именно нарушение правил и структур - стихийное нормотворчество и произвол в реорганизации организационных структур в постсоветской России стали нормой и происходят многократно. Мы вернемся к этом теме в других материалах с учетом опыта формирования современных бизнес (или бюрократических) процедур в организационных структурах.
[9] Само отсутствие представлений о том, что государственная система должна быть подвержена постоянному контролю на выполнение правил и возможности общественной коррекции установленных процедур и законов со стороны выбранных или назначенных обществом представителей, отражает чудовищный пробел и безграмотность, если не простой цинизм, общей чиновной и народной среды в России. И следует делать все возможное для проведения посильного общественного «ликбеза».
[10] напомним, что в молодом государстве формализм, традиция и господствующая и победившая идеология – это суть одно и то же, и это часто также фанатизм и даже амбиции роста
[11] В шутливых
похвалах о советской женщине «Нет нашей бабы лучше!» Михаил Жванецкий
представляет и городского мужчину: «Совсем мужчина растерялся и в сторону
отошел. Потерялся от многообразия, силы, глубины. Слабше значительно оказался
наш мужчина, значительно менее интересный, примитивный. Очумел, дурным глазом
глядит, начальства до смерти боится, ничего решить не может. На работе молчит,
дома на гитаре играет. А эта ни черта не боится, ни одного начальника в грош не
ставит. До Мосвы доходит за себя, за сына, за святую душу свою. За мужчин перед
мужчинами стоит» [Жванецкий М., 2, сс. 245-247]. Сопоставим это со взглядом А.
Тойнби о спартанских женщинах: «… в период упадка женская власть определялась
не столько материальными, сколько нравственными факторами…женщины Спарты были в
значительно меньшей степени специализированы, чем мужчины, и поэтому не
оказались в такой растерянности, когда исключительные обстоятельства, которым
успешно служила Ликургова система, стали заменяться другими общественными
условиями. Этот феномен, вероятно, характерен и для других общественных систем.
Какая бы форма специализации ни культивировалась в данном обществе, женщины
всегда специализируются менее глубоко, чем мужчины; и когда общество переживает
надлом, катастрофу, поворот, именно женщины демонстрируют большую эластичность,
приспособляемость к новой возникающей ситуации», [Тойнби А., с. 204-205]. В
реальности уже известно, что
биологически женщина более устойчива к резкой перемене ситуации, и одновременно
она более консервативна и не стремится активно к поискам и переменам.
[12] По поводу русского лукавства (в столице) стоит цитировать одного из самых уважаемых политических социологов, маркиза де Кюстина, который не только увидел много в российской империи, но и предсказал за 80 лет ее чудовищный будущий социальный взрыв [Кюстин А., сс. 73, 88, 93].
[13] Оговоримся, если речь идет с творческих процедурах, например, о войне, в общинах типа «военной демократии», то отчуждения не происходит именно потому, что война - труд творческий и в ожидании успеха и побед – мотивирован. Отчуждения не происходит постольку, поскольку война и ее перспективы воспринимаются как успешные (примеры: рост национализма при успешных завоевательных войнах, роль римских легионов в выдвижении императоров). Мы имеем примеры и противоположного направления: усталости от войн, и падение престижа войны у греко-македонской армии Александра во время похода в Индию, усталости и отказов частей РККА идти на Польшу в 1921 г.
[14] Обычно второе и третье поколение уже не мыслит реконструкции государства в целом как категории абсолютно не реальной, но живет лишь внутренними интригами. Социальная структура с этого момента видна лишь изнутри, т.е. вполне соответствует английской шутке «Где ты была сегодня киска? / у королевы у английской / что ты видала при дворе ?/ видала мышку на ковре»