Изучаемое явление должно иметь свои границы. Проблема исследования феодализма состоит именно в этом. Запад изучал сначала СВОЮ ИСТОРИЮ в период до капитализма. Первоначально и Маркс считал феодализм европейским явлением, но с развитием собственной теории и утратой критического взгляда на свои результаты начал все более выходить на «всеобщность» своих материалов. Так возникло представление и о формациях, которые проходит «все человечество». Некритическое и обобщенное представление о формациях (без конкретной исторической деталировки как идея будущей проработки, которую сами авторы не успели выполнить, и которую пытался позже исполнить Энгельс в своем «Происхождении государства…», привели к тому, что, возможно, верная идея о логических этапах развития социума в целом была понята догматически и примитивно. А именно, все народы и страны проходят все этапы развития, а этапы развития и есть социально-экономические формации.

Этапы для человечества были разнесены до уровня племен, народов, наций еще до того как было осознано, что означает или может означать этап. То, что произошло в Европе, применительно к феодализму далее догматики от «красной профессуры» начали с огнем искать во всемирном плане в каждом темном закоулке. Поэтому уже советский и коммунистический марксизм определял период между капитализмом и рабовладением (Римской империи), предполагая всеобщность феодализма, и идея, что Россия прошла феодализм – это было очень важно для обоснования естественности «социализма». Теория стала заложницей политики. Например, Ленин, подгоняя среду своей активности – Россию – под готовность к революции (ПО ТЕОРИИ) мучился с развитием «капитализма» в России для обоснования «зрелости» социалистической революции. А историков советского периода с двадцатых годов принудили декретировать феодализм в крепостнической России.

От того, ЧТО мы исследуем, зависит и максимально то, что мы можем получить (в случае сочетания труда и удачи). Как сказал Сенека «Для того, кто не знает, в какую гавань плыть, нет попутного ветра». Прежде чем искать феодализм везде, надо было ограничиться вопросом – что мы ищем в исследовании. Определение феодализма как цель исследования объекта – вот, что нам нужно!

Представление о завершенности темы

Для начала мы приведем два важных мнения по поводу обсуждаемой темы – мнения вполне заслуженных специалистов в области медиевистики. Это мнение современного маститого французского историка продолжателя «Анналов» Жака Ле Гоффа.

Бесплодно было бы в этом развитии христианского мира пытаться различать причины и следствия, поскольку большая часть составляющих этого процесс была одновременно тем и другим. Еще более трудным делом было бы искать первую и решающую причину этого прогресса. [Ле Гофф Ж., с. 74].

И второе мнение – это мнение кандидата исторических наук и преподавателя истории средних веков в Новосибирском государственном университете, доцента, Г. Г. Пикова в финале его обзора теорий феодализма, который мы в целом будем широко использовать:

…феодальное общество, несмотря на обилие информации о нем в письменных и вещественных источниках, является одним из самых загадочных и темных. [Пиков Г. Г.]

Мы переходим далее к традиционному «классическому» обзору теорий феодализма как образцу. Традиционность заключается здесь в том, что в рамках парадигмы или общего методологического марксистского подхода взгляды исследователя, какие бы большие усилия и труд он не прилагал, заранее ограничены УЖЕ ЗАДАННОЙ или ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОЙ методологией. Результат мы не просто увидим. Мы его прокомментируем.

Оценка теорий феодализма в России. Методология марксизма на примере одного обзора

Мы начинаем сложный анализ, и приводим его, понимая, что тщательный разбор большей части источников одному автору и автор этих строк просто не под силу. Мы будем использовать обзор теорий феодализма, приведенных в работе российского историка Геннадия Геннадьевича Пикова, чей большой труд дает нам возможность хотя бы частичного анализа грандиозного материала по историческим исследованиям представлений (определений, прежде всего) феодализма.

Оговоримся. И сам этот обзор построен в основном как обзор «определений» феодализма или выделения его самых существенных черт, и это так, несмотря на явно выраженное стремление автора обзора следовать принципам Мальбранша – «устанавливать логические связи между явлениями». Мы понимаем, что сам автор обзора имеет свои взгляды и предпочтения, и мы будем иногда комментировать и его собственные оценки. Автор обзора попытался сделать много – он сжимает и классифицирует взгляды и теории по направлениям, пытаясь дать самую емкую оценку направления в определении феодализма. И мы будем использовать это уже сжатое Пиковым представление. Мы также понимаем, что это только частичный взгляд на феодализм, поскольку, возможно, ряд ценных для нас (у нас уже имеется свое представление о процессе, которое мы здесь изложим) деталей, остался за кадром обзора уважаемого Г. Г. Пикова[1]. В реальности нас также интересует именно возникновение и динамика феодализма – социология причин этих процессов, т. е. именно логические связи. И понятно, что эта работа много более сложная, чем просто перебрать определения феодализма, данные отдельными школами. Но, тем не менее, и обзор определений – это замечательный и чрезвычайно важный для нашего анализа материал. Позже мы построим ВТОРОЙ ОБЗОР исходя из принципа поиска и исследования ЛОГИКИ ДВИЖЕНИЯ К КАПИТАЛИЗМУ ЧЕРЕЗ ФЕОДАЛИЗМ.

Здесь при анализе обзора мы не будем подробно комментировать все изложенные в обзоре теории, специалисты могут обратиться к самому обзору и тем более, к указанным историческим работам. Мы постараемся провести краткий обзор обзора.

Объективное и субъективно-политическое в науке о феодализме

В оценке феодализма (даже только европейского, не говоря о «мировом») особенно в начале формирования европейской науки соединены поиски научного и вовсе не научного, но чисто политического смысла или, точнее, попытки использования анализа истории (или даже просто традиции) для обоснования претензий той или иной социальной стороны в процессе разрушения или сохранения феодализма, формирования буржуазии, капитализма, формирования борьбы государства против дворян, против буржуазии и горожан, и отдельно борьбы самой буржуазии против королевской власти или против тотального государственного контроля. Например, теории феодализма могут защищать позиции дворян и дворянской свободы (Анри де Буленвилье (1658–1722)), свободы города и городской свободы наук и искусств (Возрождение и итальянские гуманисты – Жан Батист Дюбо (1670–1742)), позиций власти королей, империй и отдельных тоталитарных правителей как перед лицом дворян, так и позиций центральной абсолютистской власти, дворян или церкви отдельно перед лицом нарождающегося города, буржуазии (например, Жозеф-Франсуа Монлозье (1755–1833)). И позже наука довольно много находилась под давлением политических структур и их требований «научного реализма» – достаточно вспомнить отношение к теме эксплуатации и к материализму Маркса – просто из страха перед темой социальных закономерностей (Макс Вебер и Зомбарт). С другой стороны, советская историография пала жертвой ряда политических требований или даже «творческих опусов» руководителей государства (И. В. Сталин о «рабовладельческой революции»), которые продемонстрированы в обзоре Пикова.

Первая теория, говорящая о прогрессе феодализма от достижений технического прогресса (Жан Боден и англичанин Френсис Бэкон), указывает нам на роль настоящей науки – это просто неполитический аргумент. И это признак возникновения просто науки.

Что же тогда может для нас быть объективным в таком анализе? Мы должны видеть интересы соответствующих сторонников или их спонсоров в контексте современных им эпох, массовые или общественные интересы эпох, в которых они выступают, и большинство таких интересов прекрасно отмечает сам автор обзора – Г. Г. Пиков. Кроме того, каждый новый исторический блок или направление исследований вносит все новые и более глубокие элементы понимания или новую деталировку, и мы будем это особо отмечать с наших позиций и взглядов – т.е. теории взаимодействуют друг с другом, и общее представление усложняется. Научная компонента исследований постоянно возрастает, и это тоже закономерно: чем менее историки и философы обременены реальными политическими проблемами, тем более объективным становится оценка. Более того, в рамках некоторых парадигм мышления начинает ощущаться даже тупик, неразрешимость в теме, это может быть видно по тому, что новые авторы возвращаются к прежним темам и повторам уже сделанных решений, которые по сути не продвигают тему вглубь, но касаются уже только деталировки без новых решений по общей теме – ЗНАЧЕНИЯ ФЕОДАЛИЗМА. Возникает и попытка расширения темы (в сторону культуры и ментальности, оценки роли религии). Однако, пока сделанные решения не получают социологической расшифровки логических причин в поведении масс людей.

Сам автор обзора, Г.Г. Пиков также внес и свое мнение и методологическое представление в оценку предшествующих теорий. Так, он резко отделяет экономические и политические факторы и структуры, которые фигурируют в характеристиках феодализма. Это его Рубикон!

Цель «обзора обзора»

Какую цель мы ставим в обсуждении этого обзора – мы покажем логические разрывы и ошибки или ограниченность или нерешенность наиболее известных теорий и общего анализа феодализма в целом. Мы также выделим с нашей позиции наиболее важные решения историков, которые в нашем понимании – ключевые, как можно говорить о ключе от еще не обнаруженной замочной скважины. И это будет, как мы надеемся, нашим вкладом по теме.

Исходный позитив и исходное его отрицание

Исходная позиция идеологии Средневековья. В средневековье господствовали представления о трансляциях (преобразованиях) Римской империи в Новую или просто текущую Европу – трансляции времен Одоакра – 476, о провозглашении «Римской» империи Карла Великого (800 г.), о создании Священной «Римской» империи Оттона I – 962 г.). Это естественно, история строилась с позиции папского духовенства – другой идеологии и других исследователей просто не было,

Абсолютная критика Средневековья. Первая оценка новой зарождающейся науки и городской культуры эпохи Возрождения – «Средние века – это плохо и мрачно, а Новое время – это возрождение античной свободы». Уже в этот момент впервые отмечена проблема феодов и политической раздробленности.

Теория технического прогресса. Боден и Бэкон

Теория научного и технического прогресса. Уже указанная выше теория француза Жана Бодена и Фрэнсиса Бэкона говорит о значении научного и технического прогресса и торговли для возникновения Нового времени.

Романская и германская тема. Дюбо и Буленвилье

Романская (Дюбо) и германская (Буленвилье) ветвь причин возникновения и развития феодализма как результата культурных влияний. Французские просветители впервые вышли на спор о значении романской и германской ветвей культур в развитии феодализма. Вольтер развенчал античность, указав на страшный хозяйственный провал в момент разрушения Римской империи и времени внутренней борьбы Меровингов. Таким образом, Вольтер не отдал предпочтения ни одной стороне. Это и есть наиболее мудрая оценка. В то же время и между историками Германии и Франции и просто во Франции шла борьба за оценку «кто кого». Романисты выводили феодальные учреждения средневековья из порядков поздней Римской империи, а германисты видели в них развитие исключительно (или преимущественно) германских начал – пишет Г.Г. Пиков. «Романскую школу» представлял секретарь французской Академии Наук аббат Жан Батист Дюбо (1670 – 1742) – он «видел» узурпацию королевской знатью земли и прав у простого народа в VIII–IX веке. «Германистами» – сторонниками считать источником феодализма и и развития Европы вторжение франков – выступили Буленвилье (1658 – 1722) и Монтескье (1689 – 1755), который впервые делает попытки синтеза нескольких теорий.

Романтизм. Гуго, Савиньи, Эйхгорн

Романтизм в конце XVIII – начале XIX века как по словам Пикова интегральная

«реакция на мировоззрение Просвещения и Великую французскую революцию со стороны идеологов дворянства и консервативной буржуазии» и как отражение «освободительного движения народных масс, пробужденных французской революцией, борьбой против феодализма и национального гнета и разочарованности широких общественных слоев в результатах этой революции и капиталистического прогресса в целом».

Это движение привело к идеализации Средневековья, его патриархальности, «нравственной чистоты» и «морали», «социальной гармонии». Романтизм положил начало изучению и вниманию к народному менталитету и культуре вообще. Пиков с основанием цитирует мнение Гоголя о Средневековье, в котором великий писатель очень ярко, сильно выражает свое восхищение Средневековьем как значимым, переходным моментом в истории человечества (Европы).

Все устройство и искусное сложение наших административных частей, все отношения разных сословий между собою, самые даже сословия, наша религия, наши права и привилегии, нравы, обычаи, самые знания, совершившие такой быстрый прогрессивный ход, – все это или получило начало и зародыш, или даже развилось и образовалось в темные, закрытые для нас средние века. В них первоначальные стихии и фундамент всего нового; без глубокого и внимательного исследования их не ясна, не удовлетворительна, не полна новая история; и слушатели ее похожи на посетителей фабрики, которые изумляются быстрой отделке изделий, совершающейся почти перед глазами их, но позабывают заглянуть в темное подземелье, где скрыты первые всемогущие колеса, дающие толчок всему: такая история похожа на статую художника, не изучившего анатомии человека

К нему мы можем присоединить и разочарованное, но при этом и очень глубокое (для только поэта) мнение А. С. Пушкина о том, что «в России феодализма не было». Стоит ли говорить, что Пушкин мечтал в России о глотке свободы, даже не увидев Европы (будучи, как сейчас говорят «невыездным»). Лучшие русские поэты и литераторы ощущали феодализм тоньше и глубже многих русских историков.

Значительная часть романтиков ощущала утрату культуры вместе с падением уровня христианских ценностей, «утраты силы господствующего религиозного чувства» и с ростом рационального образования в населении. Более сбалансированный взгляд представили либеральные романтики, которые признали и проблемы средневековья, но возвысили его, имея ввиду этот период основой для последующего буржуазного рывка. Как пример приводится германская историческая школа права (Густав Гуго, Фридрих Карл фон Савиньи, Карл Фридрих Эйхгорн). Она образует новые идеи – право создается не волей законодателя, а длительными процессами формирования общественных отношений и лишь фиксирует – закрепляет эти отношения и «дух народа». И это верно. Интересно, что здесь Г. Г. Пиков, критикуя романтиков, отмечает в их арсенале «отрицание каких-либо революционных преобразований». Но если общественные отношения формируются длительными отношениями, то ЧТО ДЕЛАЮТ в революциях?

Гегель и феодализм

Работа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770–1831) является новым синтезом исторической концепции романтизма и идеи эпохи Просвещения. В его теории само развитие духа идет в направлении свободы, причем от свободы вождей, к свободе знати вплоть до свободы каждого, свободы личности. Гегель не оставляет камня на камне от почитания Средневековья. Обсуждая общую теорию Гегеля о развитии, Пиков пытается увидеть в ней «философское обоснование закономерности и плодотворности существования средневекового периода» Однако такое суждение кажется слишком смелым – Гегель говорит об объективной значимости любого периода в истории и не более того, тем самым, максимум, обращая внимание на необходимость дальнейших исследований. Что ценно в реальности у Гегеля с наших позиций – это указание Гегеля на борьбу отдельных наций против франков и борьбу индивида против господства государственного начала, когда последнее воспринимается в этот момент как давящее, несправедливое. Политический распад Западной Европы получает свое первое объяснение. Анархия феодализма – это результат пережитого опыта прошлых поколений (и Позднего Рима).

Политическая раздробленность у Гизо

Представление о политической раздробленности или господство ленно-вассальных отношений после работы Гегеля становится всеобщим (Франсуа Пьер Гийом Гизо(1787–1874))

Интересно, что для Пикова, марксистов доминантой интересов как ключом к поиску ответа на суть феодализма оказывается экономика и производство и потом собственность – форма собственности (в соответствии с заветами ортодоксальной теории). Политическая компонента, в том числе раздробленность оказывается чем-то самым неважным и вторичным (после собственности). Так построена теория государства и политики у Карла Маркса, что государство и политические системы как надстройки СЛУЖАТ экономике и обеспечению прав собственности, и они стоят на третьем месте. В этой связи, например, современным марксистам и части историков с таким образованием никак не понять и не принять, что частная собственность начинается с разрушения государства, а не государство возникает и подстраивается под уже возникшую (независимо) частную собственность. То есть НЕ частный собственник, возникнув неизвестно откуда, вынуждает государство изменяться или даже сам создает его, а само государство, созданное общиной, своими носителями сначала разрушается в своей целостности, а потом уже завершается изменениями своей структуры. Сама построенная ортодоксальная теория Маркса была верна только для капитализма с уже возникшей независимо и из разрушения государства Меровингов и Каролингов условной, потом частной собственностью. Для тотального искусственно созданного государства Маркс не мог дать представлений о начальном распаде государства – это вело бы к полной утрате доверия к его теории социалистического государства. Отсюда в анализе феодализма возникает пренебрежение к политической части определения структуры феодализма – и все внимание обращено к первым позициям.

Мы уточним: социальная структура является всегда вторичной к экономике и бытию людей. Она опирается на экономику и психологию через потребности и интересы, через опыт реализации потребностей и интересов в данных конкретных условиях экономики и через опыт, закрепленный в ментальность (и иерархия потребностей Маслоу играет в этом не последнюю роль). Но собственность, и особенно форма собственности (явно выраженная именно для капитализма), – это социальный объект исторически много более поздний, чем такой социальный объект как политическая и экономическая структура – иерархия труда. И потому с анализом роли и места этих факторов в историческом процессе следует быть более осторожным.

Для западной и просто в немарксистской исторической науки, где отсутствует общая теория социального развития и господствует голый эмпиризм, этой проблемы, этого запрета как бы не существует. Отсюда нет и доминанты. Отсутствие теории – это плохо, но это дает основание и для свободы рук от неточной теории.

Здесь же уместно прокомментировать и цитату Гизо, приведенную Пиковым «в общем плане»:

«Большая часть писателей, историков или публицистов старалась объяснить данное состояние общества, степень или род его цивилизации политическими учреждениями данного общества. Было бы благоразумнее начинать с изучения самого общества для того, чтобы узнать и понять его политические учреждения. Прежде, чем стать причиной, учреждения являются следствиями; общество создает их прежде, чем начинает изменяться под их влиянием; и вместо того чтобы о состоянии народа судить по формам его правительства, надо прежде всего исследовать состояние народа, чтобы судить, каково должно было быть, каково могло быть его правительство».

Здесь все верно и для своего времени потрясающе глубоко, кроме одного. Феодальное общество уже существует не на пустом месте, и структуры ему предшествующие сломаны или распались (Рим), потому созданы силой заново и снова распадаются (Вторичные варварские империи), превращаясь в новые структуры (феодализм). И начальные и конечные структуры носят иерархический характер. Найти и видеть механизмы и мотивации создания, механизмы и мотивации разрушения – все это не просто, особенно непросто с разрушением, когда уже общество «начинает изменяться» под их, «старых учреждений», влиянием.

Так при перечислении особенностей феодализма Пиков приводит, например, для Гизо три позиции:

Условный характер земельной собственности.
2. Соединение земельной собственности с верховной властью.
3. Иерархическая структура класса феодальных землевладельцев.

Язык русский богат и многозначен, и в характеристиках все грубо верно, но и не вполне точно. Перечень пригоден и для Оттоманской империи или для России, а ведь Гизо говорил о Европе. «Иерархия землевладельцев» имеет одно и то же наименование от полного подчинения в момент выдачи бенефиция, до чисто символических повинностей в 30 дней в году и состояния, при котором короли бездействуют, чтобы не показать свое безвластие, и только потому приобретают прозвища «ленивых». Кроме того, такой принцип как «вассал моего вассала не мой вассал» – уже не есть иерархия в точном смысле слова. Однако широта определений идет от того, что исследователь находится в поиске сути явления, именуемого феодализм, и ячейки его сети для лова истины в реке фактов истории достаточно широки.

Так же мы можем поставить под сомнение понятие «условности» землевладения – в начале она везде условна, а в конце (и в Западной Европе) это чаще полная собственность феодала, хотя и далекая от современного понимания «частной». То же состояние неопределенности дает определение «соединения земли с верховной властью». Скорее всего здесь контекст у историков свой – «условность» землевладения – вверх по иерархии, а «верховная власть над землей и людьми» – вниз по иерархии.

Интересен также и разброс взглядов о стабильности и нестабильности феодализма о балансе интересов и социальной ненависти к нему и максимальном количестве восстаний «ни один режим не был так ненавистен массе, как феодальный» (Гизо), мы на этом наблюдении остановимся в разработке отдельно. Тем не менее к критическим замечаниям по феодализму стоит отнестись более осторожно, понимая, что молчащие и тихие, якобы самые внешне гармоничные общества легко пали под ударами кочевников, а самый ненавистный режим породил самое передовое хозяйственное направление и новую формацию.

Социальная тема в феодализме до Маркса

Социальная тема, вызванная развитием капитализма и классовое противостояние в смеси с романтизмом и национальными идеями освобождения порождают расово-социальную теорию Огюста Тьерри (1795–1856). Классовая борьба становится темой, важной в феодализме, на долгий период и до настоящего времени.

Франсуа Огюст Мари Минье (1796–1984) – современник Маркса уже кладет классовую борьбу в основу исторических событий феодализма. Здесь, вероятно, классовая борьба и анархия синонимы и отношение к ним вовсе отрицательное, и королевская власть представляется как источник и руководитель стабилизации общества. Автор падает жертвой собственного телеологизма – королевской власти нужна стабильность, и она ищет новую опору, в тексте обзора Г. Г. Пикова это звучит так:

«Надо было создать класс людей, способных к хорошему управлению, к которому были не способны феодалы. Средством для этого стало учреждение городских коммун…».

Конечно, трудно заподозрить франкских королей в столь коварном замысле сначала раздать земли и «ослабеть» для того, чтобы на фоне поместных интересов возникла новая опора – города и горожане с тем, чтобы, потом, опираясь на городские коммуны, повторно взять власть. Но то, что короли использовали уже возникшие города и их интересы (создание самоуправлений) несомненно. Только к созданию городов, вероятно, во времена норманнов и венгров, кроме Генриха Птицелова, короли в целом на начальном этапе имели мало отношения. Зато с момента появления городов короли Западной Европы и ЗАВИСЕЛИ от городов, чего не скажешь о некоторых подхвативших «голландскую болезнь» ресурсоемких режимах нашей современности. Минье обратил внимание исторической науки на важную роль городских коммун, и этот критерий (развитого феодализма) должен быть золотым признаком РАСЦВЕТА ФЕОДАЛИЗМА.

Марксизм XIX века

Марксизм дал дополнительный толчок к исследованию феодализма (Карл Маркс (1818 – 1883), Фридрих Энгельс (1820 – 1895), Владимир Ильич Ленин (1870 – 1924)). Основное достижение – раскрытие проблемы создания и извлечения прибавочного продукта (эксплуатации), что и характеризует социальный процесс расширенного воспроизводства на основе социального разделения труда (у Маркса-Энглеьса на основе разделения умственного труда управления и физического труда, из которого авторы теории сделали неверные выводы по проблеме собственности и социализма, см. наши исследования). И он же создал упрощенную схему исторического развития и тем ввел историческую науку или ее часть (и не только науку, но и существенную часть мирового сообщества) в определенный привлекательный тупик, см. ниже.

Марксистская схема феодализма как особая «социально-экономическая формация» – сложилась не сразу – первоначально Маркс и Энгельс относили представление о феодализме к Европе, как и все историки того времени – только формирование БОЛЬШОЙ СИСТЕМЫ ФОРМАЦИЙ привело, вероятно, последователей марксизма и самих авторов – Маркса и Энгельса, к глобальному решению – «все народы проходят все формации». Это же создало и проблемы для Ленина в последующем. Для того, чтобы начать говорить о «возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране» потребовалось разрушить миф о «всемирной пролетарской революции как единовременной. Но историческое понимание распространения всякой, в том числе и технологической, и организационной культуры, не требует долгих размышлений (но лишь широкого взгляда на историю), чтобы заметить, что само земледелие как форма производящего, а потом и классового общества возникает вовсе не одновременно по всей Ойкумене. Отсюда говорить о какой-либо всеобщности хозяйственных процессов, а тем более таких конструкций как формация следует очень осторожно. Скорее, есть основания видеть в теории формаций или ВЕДУЩИХ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ СПОСОБОВ ПРОИЗВОДСТВА исторически первые хозяйственные прецеденты (и цивилизации на них построенные), которые прорывают (худо-бедно распространившиеся) предшествующие хозяйственные формы новыми более передовыми (что видно, конечно, лишь aposteriori). Тогда в нашем представлении сразу становятся понятными и такие теории как теория Гегеля о развитии прогресса от народа к народу, и каждый предшествующий «сходит со сцены». Локус передового процесса развития как исторического центра, что видно много позже, смещается – каждая новая культура или цивилизация ЦЕНТРА вбирает максимально совокупность достижений предшествующих (как культурных, так и плохо учитываемых экономических и технологических).

В критике марксизма (который тем не менее остается наиболее методологически точным инструментом, и конечно, имеет наибольшие корни именно в России) мы обязаны просто показать список признаков феодализма, приводимый Г. Г. Пиковым, чтобы далее оценить качество решений этой теории:

Полная собственность феодалов на землю и неполная собственность на крестьян.
2. Разделение общества на антагонистические классы: феодалы – крепостные крестьяне.
3. Антагонистический характер распределения – присвоение феодалом не только прибавочного, но нередко и части необходимого продукта.
4. Непосредственный производитель владеет своими собственными средствами производства.
5. Прибавочный продукт, создаваемый непосредственным производителем, может присваиваться феодалом лишь путем внеэкономического принуждения – на основе крепостничества и прочих форм феодальной зависимости.
6. Экономической формой, в которой реализуется земельная собственность феодала, является феодальная рента в различных ее разновидностях (отработочная рента или барщина, рента продуктами, денежная рента).
7. Любая форма феодальной ренты предполагает натуральный характер общественных отношений, поскольку условия хозяйствования целиком или в подавляющей части производятся в самом хозяйстве, возмещаются и воспроизводятся.
8. Высшая власть в военном деле и в суде была атрибутом земельной собственности.
9. Иерархическая структура господствующего класса и соответственно феодальных земель

Этот список Пикова мы делим коротко на четыре части

Проблема собственности (1);

Проблема эксплуатации (2,3,4,5,6);

Товарность–натуральность (7);

Проблема политической власти (8,9).

Позиция 1. О собственности мы уже говорили – она находилась в динамике, а в определении дан совершенно верно финал и конечный результат.

Позиции 2–6. Проблема эксплуатации – по этим пунктам теория просто пропагандирует свои выводы, поскольку форма эксплуатации автоматически вытекает из представлений о собственности. Т.е. это не признак, а следствие использования (в данном случае совершенно верной теории). Однако используемый буржуазный термин «рента» вводит в случае феодализма в заблуждение, и это мнение не только автора этих строк. Дань, а не «рента», поскольку в государствах без народного представительства фиск является не «налогом», собираемым с населения в современном государственном смысле, а именно «данью» – сколько власть скажет, столько и будет брать. Кстати, включать уровень эксплуатации с указанием «нередко и части необходимого продукта» в само определение тем более неуместно, что именно феодализм обеспечил расширенное воспроизводство общества, как нигде ДО ТОГО с выходом на новые технологии и социальные формы. Как раз собираемая «часть необходимого продукта» в совокупности предшествующих исторических форм (в империях) была более разорительной для земледельца, поскольку постоянно завершалась крахом земледелия и городов. Позиция 4 вообще распространена для земледелия, за исключением латифундий Рима, которые не составляли существенной части земледелия.

Позиция 7. Один из верных признаков – натуральность – необходимое условие и возникновения, и развития феодализма. В порядке критики – сам марксизм не смог (пока) проинтерпретировать, почему и на каких основаниях развитое товарное общество Западного Рима исчезает и сменяется натуральным – и в чем здесь социальный прогресс. Общие слова о несоответствии выросших производительных сил старым производственным отношениям ничего не объясняют. Теории «рабовладельческой революции» (еще один ошибочный пункт теории Маркса – здесь не соответствует фактам, а теория роста производительных сил (как например, в момент буржуазных революций) также не соответствует фактам – начинающее вслед за Римом земледелие много примитивнее предшествующего, деградация городов началась в позднем Риме до прихода варваров. Теория оказалась пока несколько беднее, чем нужно для того, чтобы описывать логику развития в земледелии (кстати, то же относится и к «азиатскому способу» – но там уже просто ошибка теории, а не ее бедность!).

Позиции 8–9 у марксизма носят двойственный характер – «высшая власть» (в смысле политическая власть) по марксизму не укладывается в представление частной собственности и ее функционирования. «Высшая власть» – это государство с вполне определенной территорией (см. например, Макса Вебера). А государство у Маркса только служит другим частным собственникам, а не эксплуатирует САМО. Если признать, что высшая власть (с военной и судебной функцией) есть маленькое государство, то следует признать не только «политическую раздробленность», но и исключение в теории Маркса, а именно – государственная власть может стоять над собственностью государства (в данном случае – земельной собственностью) и при этом эксплуатировать находящееся на этой территории самодеятельное население. Но тогда открывается и выход на азиатский способ производства, где все население – это совокупность сельских общин. Потому автор обзора, Г. Г. Пиков, и не именовал это состояние «политической раздробленностью». К сожалению, неточная теория вынуждена спасаться и неточными терминами. В реальности, и в нашей терминологии, позиции 8–9 означают, что феодализм представляет собой множество политически независимых иерархий труда (государств и хозяйств одновременно) с уникальной спецификой – сосуществованием в едином языково-культурном пространстве, что и интерпретируется обычно более ранними исследователями как «политическая раздробленность». Но пункт 8–9 задан автором так, что под него подпадают и крупные государства, что совершенно неверно, но реальные аргументы будут ниже.

Есть и еще один аспект, который Г.Г. Пиков пытается «провести» читателю (скорее всего, это материал не самого Пикова, но он тщательно отрегулирован в советское время), чтобы скрыть ошибку теории Маркса. Пункт 8 именует военную и судебную власть «атрибутом земельной собственности». Отсюда государственная функция следует как результат собственности (как бы по теории Маркса), а в реальности, иммунитеты знати (сначала монастырям) идут как вторичный признак РАЗДАЧИ ПРАВ УЖЕ СУЩЕСТВУЮЩЕГО ГОСУДАРСТВА – династий Меровингов и Каролингов, и потому они не вторичны к частной собственности, а вторичны уже существующему и распадающемуся государству, которое распускает свою единую фискальную или данническую собственность. Высшая власть – властитель сам передает СВОЮ сиречь ГОСУДАРСТВЕННУЮ собственность сначала в лен, а потом отдает и военную, и судебную власть.

Марксизм не ответил на вопрос о принципах, о сути перехода от одного этапа производства (рабовладельческого) к другому (феодальному) ограничившись заплатками типа «глубокая социальная революция», но если в части буржуазной революции современная наука понимает, КАК ЭТО ПРОИЗОШЛО, то в части земледельческих форм хозяйствования ключа у марксизма на весь 19 и 20 век нет.

Синтетические теории второй половины XIX века

Автор обзора хорошо говорит о роли и значении марксизма в XIX веке – примирение различных точек зрения и научный оптимизм – попытки создать общую теорию или глобальную картину истории человечества. Однако эти попытки пока не увенчались успехом. Об эволюционизме, например, Герберта Спенсера, к сожалению, автор не сказал ни слова, между тем теория социальной эволюции Спенсера должна была повлиять на ограничение прямой линейной и всеобщей теории формаций Маркса, и тем убрать наиболее одиозные будущие ошибки в ее применении – дать толчок к описанию особых локальных условий для зарождения транзита к капитализму.

Автор также указывает о появлении теорий циклического развития или просто роста и гибели (Ранке, Шопенгауэр, Тойнби). Мы уже говорили о значении таких теорий и об их реальном социальном и производственном наполнении в эпоху земледелия, см. выше – к феодализму они не имеют отношения, кроме первой его фазы взаимодействия с концом цикла Западной Романской цивилизации.

Крупнейшие теории феодализма далее – это марковая теория, вотчинная теория, политическая теория и равноправных факторов теория или теория двух феодализмов, затем следует важное достижение – выход на психологию – теория Флаха о феодализме как системе личной связи.

Затем – в начале XX века следует новая научная реакция НА ОТСУТСТВИЕ ОКОНЧАТЕЛЬНЫХ РЕЗУЛЬТАТОВ в части понимания феодализма, т. н. «критическое направление». Ареал область исследований (от локальной нерешенности) либо резко расширяется (Флакк, Вебер, Зомбарт, цивилизационная тематика), либо резко сужаются с уходом в психологию и ментальность отдельных этапов или периодов феодального развития. Решаются частные задачи. Последнее направление оформилось во французской школе «Анналов», начиная с Анри Пиренна. Далее возникает снова комплексная теория, которая пытается сложить и учесть ВСЕ факторы, однако ее адепты-носители пока затрудняются показать взаимосвязь факторов ввиду их сложности (Марк Блок, Фернан Бродель, Жак Ле Гофф, Жорж Дюби). Продолжает существовать и христианская теория романтического направления, указывающая уникальный фактор роли христианства как системообразующего фактора.

Далее мы рассмотрим эти теории в отдельности.

Эволюционизм Спенсера и влияние на проблему

В некотором смысле Спенсер опережал свое время, и не имея достаточных научно-логических средств в области психологии, в частности, теории иерархии потребностей Маслоу, он пользовался динамикой биологических процессов как аналогией – для анализа социальных структур. Можно смело отвергать всякие критические замечания по поводу органицизма Спенсера – их можно рассматривать скорее как наветы и научную зависть. Масштаб Спенсера слишком велик и является укором для профессионалов в науке, живущих на плату университетского уровня. Глубина его работ может быть объяснима только той свободой, которую имеет человек, не ограниченный научной общиной и академическим должностями, учеными советами и научной «общиной», требованием преподавать то, что еще не до конца ясно самому, если преподаватель честен в исследованиях. И это не говоря уже о власти, на которую часто необходимо озираться. Вместе или одновременно с Марксом Спенсер развил понимание истории как процесса развития социальных структур, причем в части государственных структур он видел больше Маркса, сформировав представление о военном государстве и государстве, обслуживающем коммерцию – как последующем этапе совершенствования. За это его не любили и в Британской колониальной империи, которую он раздел донага, показав ее сущность. За это (критику империй) и за его предсказание тупика еще не открытого «социализма» его «закрыли» наглухо в СССР. Что он дал для теории феодализма? Он дал понимание, что социальная структура вторична от потребностей людей и в идеале должна служить потребностям людей, но военное государство, а феодализм часть периода военных государств (в нашем именовании «соционезависимых»), пытается подмять и подминает общество под себя и служит для себя, а не для общества. Маркс же с его верной теорией эксплуатации увел внимание общества в целом от темы государства для себя и создал фальшивую иллюзию возможности государства для общества, когда оно монопольно в обществе хозяйствует. И эта ошибка во много раз дороже обошлась современному миру, чем множество других просто никчемных теорий.

Из теории Спенсера следует, что мы всегда должны изучать момент появление социальных структур, анализируя предварительно текущие потребности и проблемы общества и всех его слоев, какие существуют на момент появления. То же относится и к появлению классов, которые возникают не просто из эгоизма людей и инстинкта собственности, как это видел Маркс искаженно и позже, а из труда и разделения труда (как это он видел в «Немецкой идеологии» до разговоров о собственности), последнее образует социальные структуры разделенного труда (чаще всего иерархию труда, в том числе и государство), и только потом классы.

Марковая теория. Маурер

Георг Людвиг фон Маурер (1790–1872) сформировал т. н. «марковую» теорию, чьи особенности отмечены Пиковым в списке:

1. Общественному строю, основанному на частной земельной собственности, предшествовал строй, основанный на коллективной собственности на землю и коллективной обработке земли.
2. Частная земельная собственность и социальное неравенство возникают в деревне за счет постепенного упадка общинного землевладения.
3. После крушения Римской империи и прекращения передвижений германских племен совершается переход к постоянной обработке отдельными семьями выделенных им участков общинной земли при сохранении совместно используемых неразделенных земельных угодий.
4. В ходе начавшегося процесса социальной дифференциации свободных общинников развивается вотчина.
5. Главной проблемой всей социально-экономической истории средневековья является проблема взаимоотношения вотчины и общины-марки.
6. Пока марковый строй удерживал свои позиции в качестве противовеса вотчинному строю, в обществе поддерживалась гармония интересов различных классов.
7. Государство играло важную посредническую роль во взаимоотношениях между вотчиной и деревней; возникло оно в результате передачи ряда функций общины племенному вождю.
8. Города возникают на основе общины-марки.

Похоже, что теория марки является чем-то близким продолжению романтического направления в истории. В теории с нашей позиции главным элементом является утверждение, что своим возникновением европейские города и городской строй обязаны германской древней общине. Отсюда как бы возникает культурная и конкретная причина возникновения и капитализма – родоначальниками которого являются коммунальные западноевропейские города. Следует сказать, что сама теория по поводу роли марки в возникновении города и государства в Европе выдвинута очень кратко в работе «Введение в историю общинного, подворного, сельского и городского устройства и общественной власти» и выглядит почти просто суждением ( в несколько страниц – 3 процента объема) в то время, как основные рассуждения касаются истории земельной германской общины вообще. При этом по теме марки и движения крестьянства в книге много ценного фактического материала.

Эту тему обсудил критически уже Макс Вебер. Он показал различие европейских городов от азиатских, так и в меньшей степени от античных, он же показал, что родовая община германцев должны была утерять в политических пертурбациях средневековья свою целостность еще до формирования городов. Сам город по Веберу, особенно Северо-Западной Европы, стал аккумулятором отдельных людей, которые создавали новую общину – вот его цитата:

«При основании средневековых городов, особенно на севере, дело обстояло совершенно иначе. Бюргер входил, по крайней мере, при образовании новых городов, в городскую корпорацию как отдельное лицо и в качестве такового приносил присягу городу». [Вебер М., с. 338]

Таким образом, германская марка к образованию города абсолютно непричастна. Она во многом не была перенесена даже на Нейстрию – ядро зарождающегося феодализма, и здесь формировалась новая сельская соседская община с относительно свободным населением (от традиций и родовых или общинных культов), отличающихся индивидуальным поведением, на что указывает информация о страшном разорении романского населения в Нейстрии при приходе Хлодвига и «Салическая правда», см. ниже. Город не был перерожденным в ремесло и в торговлю сельским поселением как в антике или на раннем Востоке (Междуречье), а горожане есть община или совокупность цехов и гильдий-общин, но с сугубо индивидуальным вступлением в нее, что отличает новую общину от обычной «стационарной» соседской.

Все остальные элементы теории, приведенные Пиковым (еще 7 пунктов), не имеют ничего специфически национального, зато они включают просто ряд исторически неверных оценок, которые, по сути, не влияют на суть понимания феодализма. Так, например, совершенно не важно, когда стало появляться индивидуальное крестьянское хозяйство у германцев (пп. 1–3). Мы знаем, что поведение и германцев, и варягов в «викинге» – в походе с целью грабежа – вполне индивидуально. Т. е. о простом коллективизме марки можно забыть еще и до начала последнего вторжения. Вторгались не общиной! Представление о переселении «народа» не подтверждается порядком расселения варваров в Нейстрии – хуторами. Поселенцев было не только мало. Их было ничтожно мало, так что полноценной соседской общины периода XI – го веке еще не было.

Второе, (пп. 4–5). Верно, что в самом сельском хозяйстве вотчина противостоит сельской общине (и крестьянскому хутору, кстати), но историков должно волновать происхождение вотчины и обстоятельства влияния вотчины на развитие городов и торговли, а не само противостояние, результат которого вполне предсказуем, как и ранее в плане, например, царских или храмовых хозяйств древности.

Очень важен п. 6. Впервые говорится о факте «гармонии социальных интересов». Сам факт наличия гармонии проверяется лишь фактом расширенного воспроизводства крестьянства и быстрым ростом населения, разделения труда в нем. И этот факт, действительно, имеет место вплоть до появления и развития городов. Вообще, на первый взгляд, с учетом нашего опыта советской коллективной системы управления хозяйством, в это верится с трудом и кажется простой демагогией, противостоящей теме эксплуатации времен Маркса (однако мы не будем торопиться с аналогиями). Марковая теория впервые наводит нас на один из факторов возникающих уникально, на то, ЧЕГО НЕ БЫЛО ДО европейского феодализма (просто по тем соображениям, что в предшествующий период империй – сельское хозяйство периодически разрушалось). Однако значение германской марки в такой постулированной гармонии вообще никак не возможно проверить, кроме указания на классовую борьбу, сдерживающую эксплуатацию. Но тогда за такой теорией должно следовать изъяснение, чем таким германский народ отличен от всех прочих. Необходимо говорить тогда либо об уникальности германской марки – к уникальности Европы, а это противоречит тому, что все прочие общины других народов в мире «не давали капитализма». Уважаемые сторонники исключительной роли германской марки в отличие от всех прочих аналогичных родовых институтов должны опускаться вглубь уникальных особенностей психологии и генетики древних германцев. Мы не против исследования психологии народов, но как фактора, имеющего свои причины, но вовсе не заинтересованы считать психологию фактором абстрактной исключительности одного народа от прочих. В этом плане исследования психологии народов XIX века кажутся каким-то признаком будущего предопределения национальной исключительности немцев в духе романтизма, объединения Германии и последующего империалистического «перебора» с выходом на Ницше и Гитлера. Если об особости германской марки можно и говорить, то только в связи с влиянием на реальных охотников, живших родами, нравственных форм Позднего Рима, с его худшими потребительскими и индивидуальными чертами. Но это означает синтез романской поздней и германской культур, а не исходное или начальное состояние германской культуры. Но здесь мы начинаем излагать взгляды русского медиевиста А. А. Спасского (1866–1916).

Далее, п. 7. Государство – община – вотчина. «Государство возникло в результате передачи ряда функций общины племенному вождю». Здесь делается попытка сформировать и теорию классообразования, которая в этой части не была ясным образом построена и тогда. И сейчас генезис классов в советской и, тем более, западной социологии остается темой не многим более решенной, чем обсуждаемая здесь проблема феодализма, мы говорили об этом и критиковали теорию начального вождизма (chiefdom).

Вотчинная теория. Лампрехт, Виноградов

Вотчинная теория складывается с конца XVIII – начала XIX века. (Ю. Мезер, А. Мюллер, К.Л. фон Галлер, К. Эйхгорн). Ряд положений был сформулирован в работах Г. Вайца, К. Нича, В. Рошера. Основными представителями уже в среде позитивистов являются К.Т. Инама-Штернегг, К. Лампрехт, П.Г. Виноградов.

Основные положения, выделенные Г. Г. Пиковым:

1. Феодализм – это общество, в котором господствовало натуральное хозяйство.

2. Вотчина возникла в условиях разложения первобытнообщинной организации.

3. Вотчина развивалась за счет захвата общинных земель и крестьянских аллодов и закрепощения крестьян.

4. В рамках вотчины до 13 – 14 вв. существовала в целом гармония интересов феодалов и крестьян.

5. Именно деятельность вотчинников способствовала совершенствованию сельскохозяйственной техники, развитию ремесла и возникновению средневековых городов.

Здесь все положения вне контекста не противоречивы, и все верны. Но это лишь в общем плане. Для определения феодализма они в своей общности довольно слабы.

Уже пристальное внимание к позиции 1 указывает, что натуральное хозяйство господствовать-то господствовало, да не с самого начала – даже готы восприняли и не слишком медленно часть римской культуры, и для Европы феодализм – это «вторичная натуральность» – результат разрушенного товарного хозяйства.

Позиция 2 – вотчина возникла в условиях разложения первобытно-общинной организации. Первобытное общество варваров кажется «чистым» только поначалу. В реальности имело место разложения Римской Западной империи с чрезвычайным классовым неравенством, а не просто разложение первобытно-общинной организации. Говорить о социальной девственности варваров вовсе не приходится – само знакомство их с классами и «организацией» происходило в «викингах», см. выше. Это, вроде, и продолжение охоты, и «присваивающее» хозяйство, но присваивается уже труд людей (т.е. уже возникает de facto или продолжается рабовладельческий уклад), Да и роскошь с нищетой и рабством наблюдаются и выучиваются быстро – это не столько разложение, сколько заимствование при возникновении потребностей. Кроме того, просто «разложением» образование вотчины не объяснить, как и такими общими фразами вроде «развития разделения труда».

Позиция 3. Как возникает община, почему возникает вотчина остается неясным. Второе существенное – это «наличие т.н. гармонии интересов» феодалов и крестьян. Мы снова видим утверждение фактора «гармонии».

В положениях нет теории разрушения вотчинного хозяйства, но у историков по этой теме не должно быть больших споров – процесс хорошо документирован данными XIV–XVIII веков.

Позиция 4. Почему возникает баланс интересов – все это остается за кадром.

Однако как в вотчинной теории, так и в параллельно сосуществующей ей марковой теории возникает тема общины, вотчины, «баланса интересов» и динамики всех этих объектов. Это и есть результаты теорий и аналитического исследования.

Позиция 5. Вотчинная теория уже отвечает на важный экономический вопрос – вотчина явилась источником первичного (еще даже не капиталистического) накопления продукта для первых обменов, которые начали возрождать торговлю. В реальности того времени и тех работ (и поскольку они не использовали представление об изъятии прибавочного продукта) вотчинная теория выглядела не слишком обнадеживающе. Во времена ее развития использовались идеи аккумуляции излишков продукции земледелия и баналитеты, которые позволили знати начать достаточно серьезное развертывание закупок предметов роскоши и вооружений, пряностей, тканей – и тем самым вотчина подняла еще в IX–X веках уровень торговли на некоторый минимально инициирующий ее дальнейшее развитие уровень. Таким образом, вотчинная теория обнаружила важный фактор появления источника (и организатора) производства прибавочного продукта и отметила его влияние на начало (возобновление) нового построманского этапа торговли в Западной Европе. И в этом ее значение в продвижении темы.

Политические теории

Ни марковая, ни, к сожалению, вотчинная теории не смогли с достаточной степенью ясности показать источник и процесс формирования и развития феодализма. Недостаточность и неясность экономических объяснений того времени приводят ряд более прагматических исследователей к необходимости формирования более коротких и четких признаков феодализма. Важнейшим признаком становится политическая структура. Этот признак имеет основанием лишь сам факт своего существования и частично причины концентрации феодального землевладения. Но эти признаки в отличие от «экономических размытых» теорий имеют меньше прецедентов существования вне Европы и в точках, которые завершились срывом дальнейшего прогресса протоевропейского типа.

Возможно, начало включению политического фактора – «вассально-ленной системы» – положил Нюма Дени Фюстель де Куланж (1830–1889) в шеститомном труде «История общественного строя древней Франции». В его классической вотчинной теории, прослеживающей чисто романские культурные влияния с отрицанием германского фактора, новым элементом было появление «чисто политического» фактора. Он определял феодализм как феодально-ленную систему и видел в вотчинном строе лишь «экономический фон феодализма».

Направление политического фактора поддержали Фредерик Сибом (1833–1912) – в Англии в 80-х годах XIX века и Вернер Виттих (1867–1925) в ллювиальных школе историков, позже как мы увидим на нем остановились и ллювиальн исследователи начала XX века.

Что стоит за политическим фактором в структурации феодализма. Политический фактор – это отделившееся от земледелия военное ремесло или труд насилия. Но он же в нашем понимании не просто отдельный социальный фрагмент или лоскут, хотя этот период. Несомненно имел место. Он образует связь труда управления или труда насилия – изъятия и охраны («крыши») над трудом земледелия. Т.е. это иерархия труда. Здесь время отметить марксистскую традицию в понимании политического фактора. Марксизм, считая государство надстройкой над экономическими отношениями и трудом (базисом) никогда (кроме раннего Маркса с его упоминанием «азиатского способа», аннулированного им позже) не признавал за политической структурой производственного значения. Потому становится понятной и фраза Г. Г. Пикова о том, что

историки-позитивисты не признавали определяющей роли социально-экономических факторов, а при объяснении возникновения феодализма решающую роль приписывали государству или социально-психологическому фактору. Наиболее распространенным представлением было представление о том, что главным источником возникновения феодального общества была не эволюция отношений собственности и социальной структуры, а необходимость стоящего над обществом государства организовать военные силы страны в условиях натурального хозяйства. Для этого государство и создавало военно-ленную систему с помощью вотчинного строя

Вот это решительное отделение политического ТРУДА – насилия, вызванное ошибками Маркса и его утопическими мечтами о социализме, противопоставление и решительное отделение политического от экономического, что становится важным лишь при капитализме, оказывается слабым местом советской исторической школы и марксистского истмата.

Историки «ждут» появления политических структур ПОСЛЕ социальных и экономических деформаций (общины). Здесь и проблема локуса – места и пространства анализа. В системе империя – периферия НЕЛЬЗЯ рассматривать стороны частями и искать частями их развитие. Периферия, нападающая на империю – это уже не просто неклассовое общество – это уже социальный и экономический процесс – процесс удовлетворения потребностей нападающих ЗА СЧЕТ земледельческого труда – это уже эксплуатация. И структурой эксплуатации является политическая структура – организация насилия – это уже иерархия труда, имя которой ГОСУДАРСТВО. Так материализм должен интерпретировать политическую структуру вторичного происхождения, а о первичном генезисе нами уже показано – чисто экономическая (хозяйственная) структура азиатского типа становится со временем государством под влиянием роста периферии и деформации системы потребностей (а не собственности) у частей сообщества – внутренней социальной стратификации при единой государственной собственности. Но тогда и политическая структура, образующая вассально-ленную связь, есть одновременно и экономическая структура – просто насилие возникает не позже труда, не позже и не результатом внутренних социальных отношений, но также и результатом отношений периферии и собственного социального пространства, предусловием труда, условием обеспечения безопасности труда в ядре земледелия.

Для варварского германского мира в определенной степени и с самого сначала этот труд насилия имеет происхождением грабеж (возможность грабежа) сокровищ и накопленного труда Римской западной империи. С другой стороны, и мы это покажем ниже, когда такой даровой источник исчезает, то разделение и отделение воинского труда от прочих видов образует в варварском мире заново поместье как свое экономическое основание (бенефиции, комменды) и т. п. Социальное основание или базис формируется по своему подобию (прежнего Рима) заново, но все равно получает новую окраску, отличную от прототипа.

Второе, что мучает российских историков – это требование говорить об эксплуатации.

Отсюда вотчина идеализируется и рисуется как орган классовой гармонии связанных общими экономическими интересами феодалов и крестьян. На первый план по сравнению с марксистской трактовкой выдвигаются хозяйственные функции вотчины, а не организация эксплуатации крестьянства

Классовое сознание, включающее ненависть и исключающее понимание двойственности иерархий труда, пропитывает сознание историков. Так и Г. Г. Пиков (точно) противопоставляет позицию марксизма, который так и не понимает единства хозяйственных функций и организации эксплуатации. Причем под последней они понимают предельно возможную, абсолютно отвергая возможный баланс (и нормальную или низкую эксплуатацию, воспринимаемую как «гармония»), поскольку, вероятно, история России (и империй) как раз и не дает оснований видеть какой-либо баланс, но обязывает почти всегда признавать дисбаланс, ведущий к катастрофе, как ПРАКТИКУ ИМПЕРИЙ И ЛЮБЫХ ДОФЕОДАЛЬНЫХ ГОСУДАРСТВ. Решение хозяйственных вопросов в вотчине НЕ ИСКЛЮЧАЕТ, но прямо ПРЕДПОЛАГАЕТ проблемы сбора прибавочного продукта, т.е. эксплуатации.

И как только труд насилия образует раннее государство, предшествующее феодализму, где объем прибавочного продукта диктуется самой властью, так политическое насилие и эксплуатация совмещаются в единой социальной структуре, которая одновременно оказывается и экономическим отношением. Это и есть одна из тайн, которую не смог освоить марксизм, но которую без всяких экономических тонкостей кожей ощущали правоведы, «почти правозащитники».

Теории двух феодализмов

Соединение политической части теории феодализма и экономической части теории как равноправных частей образовало теорию т. н. «двух феодализмов». К этому направлению относятся К. Лампрехт, М.М. Ковалевский, П.Г. Виноградов, Н. И. Кареев и др. Эти историки рассматривали обе стороны как равноправные. Они не выделяли в этих аспектах какой-либо ведущей стороны, что означает интуитивный уровень представлений о таком сложнейшем явлении как феодализм. И конечно это эклектика и результат незавершенности научных исследований.

Интересно, что к позиции важности политического определения феодализма склоняется и ряд российских исследователей, в том числе …Иван Васильевич Лучицкий (1845–1918), …Анатолий Алексеевич Спасский (1866–1916), профессор Московского университета Дмитрий Моисеевич Петрушевский (1863 – 1942).

Автор настоящего материала хотел бы выделить роль А. А. Спасского который не только пытался применить психологические элементы в понимании и развитии социальных структур, чему способствовало само место преподавания – Московская Духовная академия – но он прямо назвал фактор, ограничивающий эксплуатацию и произвол времен феодализма, что для уровня духовной Академии, читатель согласится, вовсе не типично, и просто колоссальное достижение. Политическая раздробленность или «сосуществование маленьких государств» обусловило ограниченность эксплуатации возможностью бегства крестьян от одного вотчинника к другому. Конечно, это был только фрагмент, и из него Спасский, как, вероятно, и некоторые другие, с работами которых мы еще не знакомы, не делал сильных выводов. Но идея уже зазвучала. Время советского истмата не должно было принять такую идею, и в этом своя закономерность развития общества. Через 15 лет даже думать о границах эксплуатации стало невозможно – наступила монополия советского истмата.

Теория психологическая. Выдвижение значения личных связей

Новым углублением в развитии понимания феодализма и не только его является формирование представлений о психологических механизмах личной связи (в частности, отношений личной преданности как инструмента социальных отношений). Выход на психологию малых групп или даже пары – патрон-клиент (например, в Риме, в империи) – означает подключение к решению проблем формирования социальных структур психологических механизмов, т. е. обращения в социальной и в исторической науке к науке более низкого уровня, что и позволяет далее обеспечить преемственность и объяснимость высших структур из ближайших низших (реализовать идею Конта).

Историк Жак Флакк или Флякк (1846 – 1918) Flach, в труде «Происхождение древней Франции» начал рассматривать феодализм как систему личных связей. Основой феодального общества, по его мнению, были личные отношения «верности» и «покровительства» между сеньорами и феодалами. Земельные отношения лишь дополняли личные. Комментарий Г. Г. Пикова к работе Флакка радует тем, что историк выходит на анализ потребностей при исследовании истории. Комментарий таков:

Людям присущи потребность в защите и чувство любви к близким и ненависть к чужакам. Он вводит термин «сеньориальный режим» и противопоставляет его «феодальному режиму». При первом был полный распад общественных связей, а при втором – порядок и организованность, постепенно поземельные отношения стали дополнять личные связи и вскоре, в 12 – 13 вв., вытеснили их на второй план. Эта социально-психологическая трактовка феодализма особенно ценна тем, что направлена против вульгарного экономического детерминизма и подчеркивает роль человеческого фактора.

Мы в то же время видим и противоречия в устах Флакка. То, что говорит Флакк о потребностях любви и принадлежности – это замечательно. Противопоставление «сеньориальному» «феодального» – не вполне корректно. Это просто динамика системы потребностей по Маслоу в распаде империи. Сначала имеет место и аномия, распад связей (что и образует личные связи и «крыши»). Они окончательно разрушают старую систему. Затем потребность в безопасности снова восстанавливает защиту через устроение новых личных связей, но новые связи не общинные, общинно-корпоративные – они индивидуальные личные – роль личности возрастает, и это замечательно. Новые корпорации будут возникать через личное действие отдельного человека – это статусные-корпоративные – дворянские и прочие сословные – низшая корпорация-сословие – это все остальные – земледельцы. Возникают личные связи через силовые политические отношения, необходимо поддерживаемые вотчинами. Они и образуют политическую раздробленность. Они пропущены Флакком. Имущественные отношения – еще один и следующий этап – он уже снова безличный, статусный, но опирается на имущество, формализован через имущество. Роль силовых отношений падает, поскольку политическая власть переходит к королю, имеющему в подложке города. Итак, от аномии (после разрушенной общины), через психологию, индивидуализм, добровольную корпорацию, личное присвоение, к снова безличному отношению, но уже через приватизированный ресурс – землю.

Мы отмечаем также ниже роль Макса Вебера в анализе распространенности личных отношений в патримониальных государствах, который, вероятно, развил тему Флакка.

В некотором смысле, но тоже недостаточно глубоко, хотя и на уровне своего времени, психологический подход развивает и немецкий философ Освальд Шпенглер (1880 – 1936). Его «вчувствование» в жизнь героев и участников истории также должно интерпретироваться нами как тяга к углублению понимания истории ВНИЗ, к наукам более низкого уровня. Духовность – это психология. Но в нашем понимании – это и определяет в массовых процессах доминанту текущих исторических потребностей, а последние возвращают нас в систему рационального и каузального. Тогда вчувствование как ЗАВЕТ и как ТРЕБОВАНИЕ Шпенглера к исследователю должно звучать для историка требованием системного анализа всех условий существования (и текущих потребностей и нужд) общества и традиций этого общества (как его ментальности или ментальности каждого из его слоев). Последнее дает историку возможность понимать, ЧТО способно данное общество сделать и самое главное, ЧТО ОНО НЕ СПОСОБНО СДЕЛАТЬ в данный момент. Последнее отбрасывает массу фальшивых теоретических гипотез по реконструкции исторического процесса и множество нереальных предположений.

Теории роста и гибели XIX–XX веков от Шопенгауэра до Тойнби

Теории «жизни» – начала, расцвета и конца – Артура Шопенгауэра (1788–1860), жизни от развития вселенной и материи до человека и социального, позже циклические теории как развитие и полноценное и грандиозное по масштабам историческое исследование цивилизаций А. Тойнби широко развиваются, но понятые буквально недостоверны. Для Тойнби рождение и гибель, считай, империй или регионов, наследующих остатки империй, указывают по части «феодализмов» многократное повторение распадов или состояний «политической раздробленности». В этом правда жизни, но не правда понимания «феодализма» – потому, что если одно и то же явление по необъясненным причинам имеет различные результаты или следствия, то его не следует считать одним (идентичным) объектом. Его только можно считать обобщенным историческим состоянием. Но кто тогда нам мешает все целостные государства (и в чем критерий целостности) считать иным состоянием, не связанным с предшествующим и именовать его иным термином – новой жизнью и рождением, новой смертью. В этом и трагедия определения феодализма, как и всех циклических и органических роста и смерти теорий – неверно определив «феодализм» историческая наука получает множество «разных феодализмов», а в поисках всеобщности в линейной схеме развития исторический материализм получает историческую солянку и дезавуирует свои собственные принципы.

Преодоление Маркса: критические теории – глобальные и локальные направления

Кризис историографии связан, вероятно, с попыткой освоить и преодолеть основные позиции марксизма и материализма, позиции новой теории общественно-экономических формаций и «однолинейного понимания развития.

Основателем нового «критического» направления в исследовании феодализма в Германии был профессор Георг фон Белов (1858 – 1927), выразивший в своих работах «протест против поверхностного построения эволюционных рядов и малоценных теорий развития». Наиболее известными представителями этого направления были М. Вебер (Германия), А. Допш (Австрия). В России А.С. Лаппо-Данилевский, П.Струве, позднее Д.М.Петрушевский, Р. Ю. Виппер, М. И. Ростовцев.

Они впервые обратили внимание на значительную роль мелкой вотчины, свободного крестьянства, товарного обмена в истории феодального общества. Феодализм они именовали «системой управления», главной чертой которой считали «отчуждение верховной власти» представителям «местных властей», т.е. политическую раздробленность. Интересно, что они отвергли все претензии марксистов и экономистов видеть в системе что-то большее, чем политическую раздробленность. Параллельно они углубляли понимание аграрной истории в Западной Европе и в других странах. Феодальная система не связана по их мнению с какими-либо экономическими предпосылками.

«Глобальное» направление в критике предшествующих теорий породило теоретический подход поиска и установления аналогий и многократных идентичных фаз развития в историческом процессе, касательно азиатского способа, империй, рабовладения, и включая феодализм и даже капитализм. Во многом такая наука имела целью дезавуировать прежде всего теорию марксизма, а не найти более точные модели и оценки развития – построить более сложную и корректную схему – Маркс испугал Запад и даже его социальную науку представлением о законах истории. Наука Запада не захотел исследовать, есть законы или нет. Она устремилась продемонстрировать многообразие, которое препятствует выявлению чего-либо закономерного – исследование формальных сторон и явлений, имеющих место в разное время, но возникающих в разном контексте, по преимуществу формировало теории «всего в любой момент», к исследованию куцых теоретических схем, годных на все случаи жизни, и потому, непригодных почти никогда. Именно в этом контексте происходит в XX веке смешение в социологии классов, статуса, дробление классов на страты по смеси различных признаков, построение социальных исследований от простых единичных поступков людей в гипотетических образцах и построение массы вариантов и теорий эксплуатации, где последнюю связывают исключительно проявлением открытого насилия, или наоборот, исключают эксплуатацию по причине оказания признака взаимных услуг в обществах с распространенным корпоративным статусом, или рассматривают изъятие прибавочного продукта указанием на доход с капитала, который рассматривают как независимый доход неодушевленного источника. Такая полизначность или полиномия вместо углубления исследований влечет воспитание поверхностности и безответственности в социальных науках, что и отражается в текущих теориях постмодерна.

В части феодализма глобальное течение критического направления нашло множество «феодализмов» в истории человечества, Профессор Венского университета Альфонс Допш (1868 – 1953), отрицающий периодизацию истории по экономическому принципу, заявил, что в любой исторический период существовали разные хозяйственные формы, в том числе и феодализм. В утверждениях Допша многое неверно и почти эпатаж. Допш «увидел» в вотчине почти капиталистическое предприятие, и именовал эти формы «вотчинным капитализмом». Он отверг силовой характер варварского влияния и переоценил готские успехи Теодориха, преувеличил степень восприятия положительного римского опыта – в реальности варвары в массе восприняли прежде всего самое отрицательное см. напр. Спасского. Это всегда легче в среде низкой культуры.

Примечание автора. С другой стороны Г. Г. Пиков критикует взгляды Допша на историческую непрерывность (континуитет), отрицание скачков и революционных переворотов. Уже проделанный в настоящем проекте опыт указывает, что общие теории, не подкрепленные конкретным анализом (по каждому этапу – формации, например), рискуют быть отвергнутыми в целом, хотя и несут частью истину. Наш опыт показывает, что фазы и большие этапы общества меняются революциями в том смысле, в каком этап хозяйственного (и ментального) освоения длится на сотни, иногда на полтысячи лет (установление иерархии труда, освоение железа, достижение предельно плотного земледелия). Только изменение типа государства – буржуазная революция – оказывается «социальной революцией» в своем прямом смысле, и приравнивать такую революцию к тем хозяйственным достижениям, которые образуют первые экономические этапы – означат переносить известное на плохо изученное прошлое – подменять отсутствие знаний о прошлом моделью «революционного центризма». Поиски «рабовладельческой революции» или «феодальной революции» закончены, поскольку суть социальных сдвигов теперь в целом ясна. Если уплотнение населения на аридных ллювиальных ценнейших землях, формирование технологии железа и производства оружия из него, и уплотнения земледельцев в Европе (уплотнение с учетом всех ландшафтных препятствий для продвижения варваров) нужно считать революциями, то давайте иметь ввиду, что такие цезуры – прерывания в развитии – длятся многие сотни лет, включают географические и технические, природные факторы, и они не несут в себе ничего рефлексивного (революционного), кроме быть может социального в смысле демографическом – все эти факторы не осваиваются человеческим мышлением в момент их осуществления. Короче, если это и революции, то скорее, это скачки хозяйственного и политического развития, которые суть «скачки» длиной в сотни лет, в сравнении с простой эволюцией в каждом этапе развития длительностью в тысячи лет.

Макс Вебер. Повсеместность распространения заявленных форм и структур. Таков подход, например, немецкого социолога, историка и философа Макса Вебера (1864–1920). Сейчас и в свете современной науки «идеальные типы» Макса Вебера смотрятся как просто социальные модели произвольного типа. Когда автор говорил о том, что модели не имеют конкретно исторического содержания, вероятно, он хотел сказать, что он, Вебер, не видит типовых комплексов таких идеальных типов в истории, т.е. он выступал этим самым против формационной теории линейного развития Маркса. Отдельные элементы, например, патримониальное государство есть во многих обществах, но Вебер не мог привязать те элементы, которые он обнаружил как типовые, в некую СИСТЕМУ РАЗВИТИЯ. Впрочем, слишком широкий и одновременный охват ВСЕГО этому никак не мог способствовать. Это означает, что Вебер провел работу начального анализа и начального определения (попыток идентификации).

Что сделал Вебер для нас в части феодализма?

Вебер. Процессы приватизации земли. У Макса Вебера есть интересное обобщение, имеющее отношение к феодализму, о котором не сказал Г. Г. Пиков. Макс Вебер представил большой обзор порядка разрушения государственной земельной собственности патримониального государства в вассальной системе, указав все градации присвоения земли отдельными ленниками. К сожалению, он сам пал жертвой чужих моделей – термин феодализм (как и многие другие термины – капитализм, например), он использовал некритически и стал использовать, как и его современники, расширительно.

Вебер. Оценка отличия европейского города. Второе, что Вебер замечательно сказал – он все-таки заметил динамику развития города и указал отличие корпораций средневекового европейского города от античного и тем более азиатского. Здесь динамика им отмечена и носит совсем не характер его «идеального типа» – она конкретно историческая. И самое главное, она вполне непротиворечива (и верна!). И, спасибо ему за это!

Вебер. Ошибка понимания государства до и после феодализма в Европе. Из ошибок у Вебера, которые касаются феодализма, следует указать перенос его представления о патримониальном государстве до Европейского феодализма на феодальные государства Европы после появления коммунальных городов. Формально Вебер прав – тип тот же и его потенции те же (если нет противовеса). Но условия иные – есть самостоятельные и сильные ремеслом и торговлей города, и есть конкуренты короля – лорды – и государство потому уже иное – противовес политической новой власти впервые в истории существует. Государство потому ведет себя по-иному, оно уже не «патри» – не отеческое, и оно уже не «мониальное» – не монопольно в своей власти.

Вебер Общая теория бюрократии – теория безличного управления и антипода личной зависимости, клиентеле и личной связи, блату и т.п. – это более важно для современного общества Запада и России. А вот сам факт указания системы формирует для нас путь исследования перехода от личной связи времен феодализма к бюрократическому управлению – управлению по правилам. Это управление по правилам (позже по законам), и соответственно потребность в правилах и потом в законах – оно идет и возникает во времена феодализма (М. И. Кулишер, А. А. Спасский).

Вебер. Теория уникальности ментального развития – теория «духа капитализма» – это прием учета ментальности населения, его роли. Вебер ошибся в конкретной реализации (дух протестантизма – это не все, и у Зомбарта далее дух капитализма и предприимчивости – это тоже не все), более того, Европа – это тоже не все. Но то, что дух такой должен возникать, и он включает вполне определенные необходимые компоненты, без которых общество далее не может полноценно входить в рынок – это из теории Макса Вебера о духе капитализма сделать можно, и это более план разработок и обобщения на будущее, чем результат. И складывается он – этот дух – еще в эпоху феодального города-коммуны, которые и порождают этот дух (в Европе в виде ереси протестантизма).

Вторым в критическом направлении развития теорий феодализма было локальное направление в исследованиях – изучать отдельные части целого более глубоко и конкретно. Выводов общих такой подход не дает, но он более надежен в исторической работе. Множество историков заняты своей работой. Особо возникает и теория, что общие подходы – это не история, а философия истории или социология. Дальнейшие работы в сфере феодализма возникли из таких частных исследований, вырастающих в новые обобщения.

Школа “Annales d’histoire économique et sociale”

Французская историческая школа «Анналов экономической и социальной истории» в первой половине XX века (1929) положена активностью Люсьена П. В. Ле Февра (1878–1956) и его ученика Марка Блока (1886–1944). Участник журнала, бельгийский историк и профессор Гентского университета Анри Пиренн (1862–1935). Анри Пиренн сначала в труде Магомет и Шарлемань» (1937), а позже в своей 7-томной «Истории Бельгии» выдвинул новое «торговое» направление в поиске причин истории Европы. Он признал разрушение хозяйства Римской империи (V–VIII и IX века). С другой стороны он предложил считать причиной нарушения и восстановления торговли империи появление как тормоз и ослабление (как активатор) арабский исламский мир. Короче, появление городов в XII веке в Европе Пиренн связал с упадком Халифатов и крестовыми походами. С коммунальных городов (и этого никто не отрицает) и начинается появление капитализма. Теория Пиренна раскритикована четко и точно – разрушение Рима, торговли и городов, началось еще в Позднем Риме. Плюс, внесенный Пиренном, – это указание на роль городов в развитии капитализма.

В это же время в работе русского историка М. И. Кулишера (1878–1933) в начале XX века проведено полное историческое исследование экономики развития Западной Европы от распада Рима до 18 века, которое вобрало в себя не только критику господствующих направлений теории феодализма того времени – Допша и крайностей марковой и романской теорий, но массу фактического материала конца XIX – начала 20-го веков. Это оказалось очень ценным для представления процессов развития и разрушения вотчин, разрушения феодализма и становления и расцвета городов и капитализма. Работа была развита в ключе конкретного материалистического исследования без огладки на теорию формаций, которая к концу жизни автора набирала страшную силу. Работа выдающегося ученого российской исторической школы (к счастью умершего в своей постели), признанного именитыми историками Запада, печатаемыми ныне, стала тогда образцом далее для работы Фернана П. Броделя (1902-1985). Она не включает одиозные стороны марксистской теории, но использует лучшее, что в нем есть – методологию развития.

А Допша критиковал и французский историк Марк Блок, боровшийся с фашизмом за свободу Франции и погибший в застенках. Он повторяет ведущую концепцию «двух феодализмов» с оттенком критики раздробленности и оптимизма по поводу формирования централизованных государств, и включает в нее исследование и учет ментальности и психологии развития «личных связей».

Интересен комментарий Г. Г. Пикова по поводу Марка Блока

Любопытно, что главной «феодальной» территорией он считал области, входившие в империю Каролингов. В остальных странах Европы и мира они могли и не существовать.

Всеобщность феодализма у наших историков выглядит навязчивой идеей, хотя даже более поздние «формации» по Марксу не являются одновременными и всемирно распространенными. Не помешало же Марксу датировать начало самого капитализма с 17-го века, когда большая часть человечества о нем даже и не слышало. Но если капитализм прогрессивное и важное историческое исключение, то почему все предшествующие этапы должны быть «всеобщими» до него?

За работами Блока и параллельно с ним возникают работы Ле Февра, Фернана Броделя, потом Ле Гоффа, Дюби и многих других, которых можно рассматривать уже как наших современников.

Изменение принципа порядка анализа феодализма в западной теории и исторической науке

Работа Пиренна положила иной порядок исследований в и логику исследований европейского феодализма. Объявление Пиренном главного фактора возникновения капитализма – ТОРГОВЛИ – повлекло развитие исторических исследований от конца к началу – от фактора «коммунальный город и Эпоха Возрождения» – и этот принцип поисков смысла феодализма стал конструктивным в исторической науке и поддерживается в настоящее время. Его обзор представлен в нашей второй части с учетом современной исторической литературы.

Мы не будем далее рассматривать современные теории феодализма – они не выходят за рамки уже известных направлений. Создается впечатление, что в границах данного материала НЕ ЛЕЖИТ КЛЮЧ К ПОНИМАНИЮ ПРОЦЕССА ФЕОДАЛИЗМА. Наша задача (интуитивно и не специально) оказалась, возможно, нужным расширением, необходимым к новому пониманию данного тапа развития человечества.

Отечественная историография

Кратко Г.Г. Пиков делит отчественную историографию на три части

Подчинение исторической науки о феодализме теории истмата – прежде всего формирования взглядов приоритета экономики над политикой и второе – формирование представлений о всеобщности феодализма, как и других стадий для всего человечества.

Первая фаза. Представление всеобщего и одновременного феодализма в марксистской однолинейной модели мы представляем на следующей графической схеме, рис. 1.

Рис. 1 Представление о феодализме в исходной всеобщей и однолинейной модели. Светлокоричневыми кружками отмечены независимые фрагменты – земледельческие частновладельческие хозяйства и общины, которые возникают при распадах государственных систем или цивилизаций (желтые треугольники). Синими треугольниками отмечены поместья старого типа. Феодализм воспринимается как состояние раздробленности. Различий между Европой и другими периодами не видны. Недостаточность модели налицо. Красные треугольники – новые поместья независимых феодалов, выделившиеся в Западной Европе. Голубыми кругами отмечены возникающие в Западной Европе центры городского ремесла. Марксистская историография отмечает все раздробленности на конец Рима и позже и даже все земледельческие империи как «феодальные», а все предшествующие (европейскому феодализму) раздробленности просто игнорирует. Постсоветские историки увидели раздробленность практически везде, но не работающую модель продолжают применять.

Вторая стадия вызвана направлением и вмешательством Сталина в теорию, чтобы указать и подчеркнуть значение «революций» в истории человечества, тогда речь пошла о т. н. «феодальной революции» и о «рабовладельческой революции». Эти полностью неверные решения и «указания партии» советская наука смогла преодолеть самостоятельно, настолько они не соответствовали имеющемуся материалу.

На третьем этапе, после XX-го съезда КПСС, историки были заняты «углублением исследований по генезису феодализма. По оценке Г. Г. Пикова

На современном этапе в отечественной медиевистике уделяется проблемам общего и особенного в развитии феодального строя в разных странах и районах и типологии генезиса этого строя. Широко распространяются западные концепции.

Наиболее распространенное современное представление о феодализме для России, по, крайней мере, (хотя вообще таких представлений не одно – их много) является полностью дезавуирующим. Оно, определение, опирается только на форму собственности – условную форму держания, постепенно превращающуюся в наследуемое владение – феод с перспективой стать частной собственностью. Такое представление указывает на марксистскую традицию видеть развитие истории как трансформацию форм собственности и строить на этом ВСЕ ВЫВОДЫ. Причем изначально марксизм применял схему к европейской схеме развития, а позже марксистами 20-го века был распространен шире. Советская историческая наука в своем стремлении выразить марксистскую формационную последовательность, прежде всего, для России наименовала формационную принадлежность Российской империи, а заодно и Османской, Индийской и конкретно в ряду периодов в Китае – феодальной даже при отсутствии всякой раздробленности, просто с указанием наличия условных держаний в империях. Термин стал заложником политической науки, исполняющей социальный заказ причесывания истории под Маркса.

Даже замечательные социологи и именитые экономисты придерживаются общего мнения, идущего от советских историков, но это мнения глубоко вторичны, указывают на почти укорененное представление о «всеобщности» феодализма.

Так по Г. Ю. Любарскому, и это массовый результат в системе советской исторической науки и политического образования в школах и ВУЗах:

«Согласно последним исследованиям, феодализм (в широком его понимании) был распространен практически всемирно и на протяжении огромных промежутков времени. Нет другого типа общественного строя, который был бы столь же распространен, как феодализм» [Любарский Г. Ю., с. 119].

Аналогичного мнения, – отражают общее мнение в России, придерживается Е. Т. Гайдар

«…феодализм вовсе не европейское изобретение. Подобного рода структуры в аграрных обществах регулярно возникают при ослаблении центральной власти, ее неэффективности», [Гайдар Е. Т., с. 145].

Это, кстати, противоречит изложенному тексту Е. Гайдара выше о том, что «В мире аграрных цивилизаций такие режимы (подрывающие государственность и налоговую базу неумеренной эксплуатацией – СЧ), скорее исключение, чем, правило».

И это второе положение у Гайдара противоречит его циклической «династической» теории, на которую мы уже выше ссылались, а ведь, династический кризис – это ни много ни мало кризис государственности, раскол или распад хотя бы временный. Так что, если такие режимы и исключение, то по Гайдару они должны быть не менее, чем периодическим исключением.

Так и существует в российской культурной среде общая схема феодализма, из которой не возникает ничего, кроме бесконечного количества споров и мнений, вплоть до отказа от дискуссии и решения проблемы в духе куцых схем ряда современных социологов, желающих что-то сказать по теме стадиального развития и так сказать, чтобы вообще не обременяться тем, чего они не знают, и чего исследовать не желают.

Предварительная польза обзора

Проблема феодализма оказалась сложнее для научного исследования, чем это казалось в системе статических определений и характеристик и свойств, широко используемых в XVIII-XIX вв. Определение феодализма в классике исторического материализма предполагало, что одно свойство или некоторый набор свойств полностью характеризует явление и определяет его как явление. В реальности феодализм является процессом перехода (от развитого классового земледелия периода распространения или расширения, т. е. экстенсивного равзития, к капитализму). И потому свойства одного его момента не характеризуют это явление в целом. (Это хорошо увидел, например, Марк Блок в своей «Апологии истории») Явление характеризуется набором или рядом действий и процессов, которые переводят процесс из одного начального состояния в другое конечное, но сам переход должен проходить довольно сложный путь промежуточных состояний и потому в исследовании весьма не прост. Потому набор определений статическим списком никак не позволяет охарактеризовать этот феномен в смысле объяснения его существования. И второе – сложность процесса заключается и в достаточно требовательном и не простом описании условий его возникновения.

Среди теорий, которые имеют отношение к сущности феодализма, к его историческому значению как необходимости, следует отнести минимально три или четыре фактора, которые обычно огульно отвергаются историческим материализмом:

1. Политическая раздробленность

2. Баланс или гармония интересов

3. Личные связи или низкая роль общины, им не препятствующая

4. Дух творчества и капитализма

и по ним следующие соображения.

Политическая раздробленность – феномен для марксистов не слишком существенный. Их логика возвышенно воспаряет к представлению о просто «надстройке». Фактор как у марксистов до сих пор считается – не экономический. И в этом смысле вторичный[2].

Для других исторических школ этот фактор реально существует, но он кажется слишком всеобщим, или наоборот только совершенно конкретным – Мало ли когда отдельные народы и страны несли на себе печать раздробленности? Сегодня страна раздроблена – завтра объединена В СТАРОМ СМЫСЛЕ! Для обывателя интерес представляет конкретный процесс объединения и личность интегратора. Ничего. Кроме случайности и личности, психологии в этом никто не видит и даже не ищет. Потому многие из историков и к раздробленности относятся как временному и вредному состоянию, ищут ценное в объединительных стремлениях европейских королей – даже теория возникновения города подвязывается в ряде случаев к намерению короля объединить страну. – несомненно в таких теориях есть и доля лукавства, ну кто же станет выступать в едином государстве за указание на ценность раздробленности – это что-то близкое к подрыву «целостности» и, в интерпретациях центральной власти сродни «государственной измене». Однако проблема состоит в том, что ВСЕ ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ ЦЕНТРАЛИЗАЦИИ ПРИВОДИЛИ К СОЗДАНИЮ ИМПЕРИЙ ЗАНОВО И К ПОДАВЛЕНИЮ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ РЫНОЧНОГО И ГОРОДСКОГО РЕМЕСЛЕННОГО ФАКТОРА, а централизация в Западной Европе наступила в такой момент, при котором городской сектор – отделенное и самостоятельное ремесло и торговля выросли настолько, что новая централизующая власть сама опирается на город и независимое ремесло И ЗАВИСИТ ОТ ЭТОГО ФАКТОРА и НЕ МОЖЕТ ЕГО ПОЛНОСТЬЮ ПОДЧИНИТЬ СЕБЕ. А если мы обратимся к предшествующим (Китай, Микены и т.п.) и последующим (например, Россия) централизациям, то ИНОГО ТИПА централизация происходит вовсе не с помощью исключительно городов, но под действием либо вторжения новых варваров или периферийных централизаторов, либо под опасностью, угрозой и реальными вторжениями варваров или кочевников, которые создают заново общественные объединительные движения за укрепление центральной власти (Россия, Китай после Юань, частично, даже Франция в Столетнюю войну, где два процесса – городов и королевской власти – объединились).

Подводя итог сказанному, мы должны тогда вынести суждение, что ЭТА раздробленность внесла нечто новое и не была преходящим этапом. Эта раздробленность, прежде всего, имела такую длительность – протяженность во времени, что в ее процессе возникли или точнее успели возникнуть мощные силы отделенного городского ремесла и торговли, что новая централизация приобрела совершенно иной характер зависимости центральной власти от относительно самостоятельного экономического фактора. Этот «фактор» производит оружие и финансы, и он может выступить против короля или точнее обессилить короля перед политическими силами раздробленности – дворянами. Заметим, что внешние угрозы большого объема, которые бы восстановили централизацию, здесь и в этот период не отмечаются.

Вывод, который мы делаем, подводит нас к нашему определению относительной предельной полноты земледелия, вытекающему из циклического механизма разрушения и воссоздания империй, см. раздел. Политическая раздробленность существует достаточно долго и возможность (если не инициатива) централизации возникает из потребности горожан и городов в торговле и безопасности , а не из потребности короля прибрать хозяйство к рукам. Без городов короли как были «ленивыми» так и бы и «остались».

Второе децентрализация означает фактически и на нашем терминологическом пространстве сосуществования иерархий земледельческого труда в едином социокультурном пространстве и достаточно длительное время, в котором и возникают города или разделение земледельческого ремесленного труда. Фактически процесс отделения идет как варварская агрессия кочевников и охотников и натурализация (шаг 1), потом отделение военной функции от земледельческой (разделение насилия и производящего хозяйства – но не монопольно, а на конкурентной (силовой) основе (шаг 2). И потом уже начинается формирование выделения городского ремесла (шаг 3), на которое имеется достаточно времени безопасного (от периферии) развития вплоть дол появления потребности в новой централизации.

Баланс интересов. Прежде всего, указание на «баланс интересов вотчины и марки» или «вотчины и крестьян» (и это оптимистическое заявление звучит неоднократно впервые по поводу процесса земледелия). Эти указания или утверждения имеют некоторые более веские основания, чем истерически сообщения о тяжелой судьбе крестьян, и об их страданиях. Несмотря на то, что во многих районах происходил недород и имели место случаи массового голода, тем не менее общее интегральное состояние земледелия в период средневековья в Западной Европе отличается от прочих регионов УСТОЙЧИВЫМ РОСТОМ ЧИСЛЕННОСТИ НАСЕЛЕНИЯ на первом этапе и РОСТОМ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТИ ТРУДА И ДАЖЕ УСКОРЯЮЩИМСЯ РОСТОМ НАСЕЛЕНИЯ на втором этапе (в период расцвета феодализма, исключение – эпидемия чумы). Мы уже когда-то говорили, что письменный материал по поводу тяжелой жизни возникает вовсе не тогда., когда жизнь истинно тяжела, а когда она тяжела, мы видим в историческом материале чаще парадные сводки – только счастливое население что-то сокращается. Может быть снятый со рта кляп и есть та отдушина, с которой начинает раздаваться не только стон о тяжкой жизни, но и ее выправление?

Что для нас означает «баланс интересов»? – Он означает как следствие – наиболее интенсивное развитие хозяйства и процессов труда и разделения труда. Теперь, когда мы знаем и не стесняемся термина «эксплуатации», он означает и оптимальный уровень эксплуатации в расширенном производстве продукта и просто максимально возможное воспроизводство населения. Для нас это повод начать поиски причин ПОЯВЛЕНИЯ такого баланса. И поиски причин его уникальности – мы должны напоминать искушенному историей читателю, что в империях в момент благоденствия правители начинают внешние завоевания, и довольно скоро они растрачивают и жизни своих народов, и накопленные обществом ресурсы. Напоминаем, что это не просто наблюдение, а закономерность.

Примечание автора. Это и иерархия Маслоу – как только потребность в безопасности у лидеров монопольных иерархий (а такими и являются централизованные земледельческие социально-независимые государства), так сразу правителя начинают проявлять творчество или приобретают высокую потребность в уважении (в России начала XXI века это свойство политиков, например, именуется высокой «амбициозностью»). Последняя (потребность) реализуется через интенсивную внешнеполитическую деятельность.

Итак, именно этот фактор – баланс интересов – похоже, как-то вытекает из раздробленности.

Личные отношения. Личные отношения – это некоторое проявление индивидуальности и нарушения всеобщности общины – в этом смысле теория марки совершенно неверна. Или точнее она верна, если под ней понимают чрезвычайную необычно высокую свободу внутри общины. И мы должны исследовать степень развития индивидуализма в социальной среде Западной Европы.

Дух творчества и капитализма. Имеет то же в плане новизны, что и личные отношения. Подвязывая к этому иерархию потребностей Маслоу, мы приходим к тому, что к моменту его появления должны быть устойчиво удовлетворены потребности в безопасности, общении и уважении (или иначе, в обществе должны быть признаны легитимными статусные позиции ведущих классов).

Указанные и выделенные нами факторы – это помощь предшествующих исследований для выбора направления новых исследований.

Выводы раздела

1. Глубочайший раскол по теме определения феодализма среди российских, советских и западных авторов – от всемирного феодализма до феодализма только в Европе и Японии – частично завершается утратой интереса к теме стадиальности социального развития.

2. Представление о форме собственности как признака не смогла выручить сторонников какой-либо из теорий для выделения особенности феодализма.

3. Наоборот, особенные черты феодализма в социальном плане определяются новыми понятиями:

Политическая раздробленность;
Баланс интересов;
Высокая степень разрушения общины и появление личности;
Дух творчества и капитализма.

Назад Оглавление Вперед

[1] И мы не исключаем, что ответ на тему феодализма лежит у кого-то из авторов, указанных в обзоре, чего не заметил или игнорировал как несущественное сам Пиков. Проблема осложняется тем, что многих работ в библиотеках просто нет, поскольку многие западные работы XX-го века по теме не переводились и даже не приобретались.

[2] Можно сказать, что горизонтальная классовая модель (верхний и нижний классы в обществе) вместе с неверной теорией государства по Марксу стали модельным препятствием или даже баррикадой для верного понимания феодализма, закрыли путь к иному направлению изучения общества. В реальном обществе существуют не КЛАССЫ числом два или три, а ИЕРАРХИИ ТРУДА числом одна или десятки тысяч и народы как социальные группы, которые следует при этом учитывать (иногда в иерархии).