Первая редакция 19.02.2008
6.5. АНАЛИЗ
МОТИВАЦИИ КРЕСТЬЯНСТВА К ТРУДУ
Община –
традиция и реципрокация – отсутствие творчества и мотивации
Возможности
технологического прорыва в общине
Пути
освобождения от общины как основания мотивации труда
Земледельческие
общины в сочетании с иерархиями труда
Иерархия
земледельческого труда, монопольная в хозяйстве
Иерархии
земледельческого труда, конкурирующие в единой культурно-исторической среде –
феодализм
По сути, в общем случае мы должны понимать, ЧТО является трудом мотивированным. В данном случае речь идет, прежде всего, о труде крестьян. Мы для представления темы мотивации труда крестьянина вернемся к анализу мотивации индивидуального и коллективного труда сельской общины.
Труд крестьян в родовой, а потом долгое время в соседской общине построен на «традиции» как главном механизме передачи (технологической) культуры. Это утверждение многократно проверено и обосновано. В его основе лежит непонимание рациональной агротехники. Это касается свободной общины, не подчиненной управлению властей. При этом использование традиций в общине есть результат длительного и трагического (голодом и смертью, методом проб и ошибок) отбора лучших хозяйственных приемов. Но поскольку в одном поколении эти приемы не меняются, а письменных или символических записей не ведется, то определенно, община обречена, если она сохраняется, на стагнацию.
Творчество в общине невозможно, поскольку нарушает традицию, которая имеет силу «нравственности», нормы, табу на иное. Всякое отклонение от нормы в общине есть «чудачество» или «юродство» – прихоть, баловство. И в общем случае творчество помечает члена общины печатью изгоя или полоумного.
Второе. Творчество (даже идея его появления) предполагает какие-либо избытки в запасах (иерархия Маслоу), а в общине, обираемой многими столетиями «по традиции» земледельческим государством, запасов нет.
И третье! Если община находится на доклассовом уровне и в положении самоизоляции, то весь прибавочный продукт в общине растрачивается на статусные трапезы и в целом отсутствует стимул к производству излишка продукции.
Примечание. Второй период развития человечества – появление из
общины государства как иерархии труда – приводит к вымогательству прибавочного
продукта и созданию условий для его производства (безопасность от внешних
вторжений и грабежа, увода людей). Иерархия труда нами рассматривается как
форма разделения труда, которая добровольно принимается, организуется, а потом
уже недобровольно поддерживается самой иерархией труда. Однако у этой социальной
формы производства оказывается демотивирующий фактор. Рано или поздно иерархия
власти начинает деградировать в связи с деформацией внутренней ее
соподчиненности и неспособности к перестройке. Иерархия труда распадается и
становится жертвой периферии. С позиции мотивации уровень мотивации в
земледелии, таким образом, опирается на нормальную, потом падает до очень
низкого уровня. В результате этого прогресс в земледелии (и тем более в
ремесле) оказывается нестабильным и периодически возвращает население (ее
уровень обеспеченности ресурсами и безопасностью) на исходно низкие позиции –
далее формируется ментальность стагнации у земледельчкеского населения больших
регионов.
Этот
второй период, таким образом, обеспечивает лишь взрывное временное достижение
высоких показателей, после которого земледелие угнетается внутренним (храмы и
т.п.) и внешнеполитическим (войны и поддержак соседей в активной фазе – выплата
даней опасным соседям в стадии угнетения) «творчеством» государства.
Четвертое. Отсутствие запасов делает крестьянское хозяйство в общине весьма чувствительным к колебаниям погоды и урожайности. Община при неурожае переходит на режим вспомоществования и раздела остатков для выживания. Это означает, что даже личные запасы в общине будут изъяты общиной в период голода, и член общины не может их защитить. Фактически это и форма вживленной в общину реципрокации – взаимного оказания услуг, которая была основой существования родовой семьи.
Крестьяне, соединенные в древней родовой общине и даже в общине, находящейся в подчинении государству, сдерживаются в своем труде реципрокацией. Отсюда возникает и социальная леность, о которой сказано выше, ссылка. Социальная леность в общине редуцируется в отсутствие творчества и попыток творчества, и одновременно, реализует уважение (как потребность) через распределение полученного избыточного продукта, если он возникает, расширенном статусном потреблении.
Традиционная земледельческая община как социальная структура по определению и по своей социальной функции самозащиты и консерватизма полна предрассудков и привязанностей к исходной технологии. Совершить в ней какой-то прорыв, разрушение традиции – практически невозможно без разрушения самой основы общины, сути того, что она из себя представляет. Преодолеть стереотип неидентичности и неиндивидуализма соплеменников – означает:
-
встать во
главе общины или выше общины и иметь над ней власть или
-
разрушить
общину или непрерывно менять ее состав;
- уйти из общины и жить отдельно,.
Вариант 1. Преодоление стереотипа – требует харизмы лидера. Харизма сама по себе явление редкое. Ее появление уже связано с каким-то общим действием-преодолением, в рамках которого и возникает авторитет лидера. Таких событий в истории каждого народа не так уж и много. Харизма как путь исключает возможность массового постоянного творчества и предполагает творчество лидера и, скорее всего, принуждения значительной части общины (традиционалистов). Оно в массовом смысле и длительный период невозможно (это редчайшие сдвиги в обществе). Оно же приводит к формированию хозяйственной иерархии и постепенно нового государства, о котором сказано выше в случае монопольной в хозяйстве (или монопольной только в выжимании налога как прибавочного продукта) структуры.
Вариант 2. Разрушить общину – это преодолеть ее традицию, смешав людей с различными традициями. Такое возможно лишь в случае демографических катастроф.
Вариант 3. Уход из общины невозможен по причине опасности пребывания вне общины и без силового и социального прикрытия. Уход не возможен чаще по причине отсутствия земли недалеко и невозможности выжить вне общины (без земли). Но он очень чувствителен к тому, как принимают чужака – совсем ли он чужой без общины (никто вообще), или он потенциально раб, или его появление (единый язык, религия) не воспринимается как совсем «чужой», и с ним можно заключать догвор, что-то обсуждать.
Выводы таковы.
Первое, для технологического прорыва необходимо отсутствие такого традиционного института как община или ее присутствие в ограниченном виде, например, в угнетенном сверху силой государства или информационно – и харизматически – творческой личностью.
Второе, крестьянин, (потенциально или гипотетически, с семьей или без нее) ушедший из родовой или соседской общины, подвергается опасности гибели. Иначе говоря, его потребность в безопасности (I и II) не удовлетворена. Факт и масштаб ухода крестьянина из общины, его привязка к общине, определяется риском и масштабом тех угроз, которые существуют при уходе, а последние определяются социальным и ментальным окружением общества, включающего данную общину.
Заголовок сформирован как предполагаемое основание роста мотивации – прекращение зависимости от общины.
Освобождение крестьян–земледельцев от земледельческой общины в некотором старом смысле традиционной соседской общины, не только УХОД из общины и право жить отдельно, сколько появление некоторой психологической независимости от остальных членов общины – ослабление собственно власти общины. И это не столько состояние только общины, сколько состояние всего окружающего общества. И потому вместо ухода ИЗ ОБЩИНЫ мы формулируем вопрос иначе – ГОТОВНОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ быстрого формирования новой общины и права уйти из нее без резкого изменения собственного статуса. По сути, мы обращаем внимание на горизонтальную мобильность крестьянства как фактор ослабления демотивирующего влияния самой общины (увеличение независимости от общины). И это первая наша гипотеза.
Этим самым мы обнаруживаем значение проблемы перехода как проблемы роста мотивации (способности творчества в труде и свободы от традиции) или, наоборот, слабой в предшествующем периоде силы мотивации из-за жесткой в привязки к общине.
Мы говорили о харизме. Харизма и по мнению Макса Вебера оказывается первой хозяйственной, а потом и политической властью в общине. Она мотивирует работать общину, когда община сама мотивирована, т. е. когда очень важное дело невозможно выполнить поодиночке. Но она принуждает к труду всех, и тогда возникает социальная леность. Поэтому мы говорим, что эта социальная структура в лучшем случае опирается на творчество ОДНОГО РУКОВОДИТЕЛЯ – ЛИДЕРА. А это не может дать длительного и устойчивого нужного эффекта общей мотивации.
Далее мы будем разрабатывать эту тему, рассматривая все предпосылки предшествующих периодов и участников исторического момента с этой оценочной позиции или в этом ракурсе.
Однако, если бы дело было только в общине как таковой, то социальный прогресс, вероятно, был бы обеспечен и без новых социальных форм – иерархий труда. Однако мы знаем, что община не только тормозит новации, она абсолютно не годна для самогенерации обмена. Дело в том, что в ней нет механизма интереса в создании и извлечении дополнительного труда. Община в идеале – самостоятельный потребитель всего в ней производимого. И только появление ИНЫХ АГЕНТОВ обмена (и производства, создания) других продуктов труда (пищи, ремесленных предметов потребления, роскоши и т.п.) формируют, т.н., «разложение общины», т. е. постепенную индивидуализацию земледельческого труда, появление обмена, социального неравенства и т. п.
Путь к формированию этой среды, которая должна окружить земельную общину, чтобы община стала генерировать (на обмен и т.п.) прибавочный товарный (простого товарного обмена или путем изъятия этого продукта иными социальными агентами – фиск, аренда, силовое изъятие народом-завоевателем и т.п.) долог и тернист. Он и является предметом данной работы с учетом новых элементов психологии.
Этот путь трагичен, представлен во всех фазах, кроме последней фазы, изучаемой в этом разделе. И мы начинаем с первой фазы, нам уже известной.
Харизма по мнению Макса Вебера оказывается первой хозяйственной, а потом и политической властью в общине. Она мотивирует работать общину в патерналистском ключе, когда община сама мотивирована, т.е. когда очень важное дело невозможно выполнить по-одиночке. Отсюда у Макса Вебера такая власть названа патриархальной или патримониальной. В ней продолжаются традиции общины к родовой и семейной реципрокации. Но это уже и иерархия труда, которая обязывает общество или сообщество общин к «производству и сдаче прибавочного продукта».
Путь становления государства над поземельной общиной включает эксплуатацию земельной общины хозяйственной элитой, налаживающей производство, затем защиту, и становящейся сначала хозяйственной иерархий труда, затем государством в оазисах локального земледелия.
Затем такие государства становятся большими или малыми империями. Они включают в себя в различных формах (от античного полиса с частным рабовладением до гигантских империй от Рима первого до Рима Третьего с сотнями присоединенных народов) эксплуатируемый и относительно беззащитный этнос (этносы), еще не имеющий собственной государственности или потерявший ее.
И, наконец, в системе высокой плотности земледелия, распадающиеся на части политические силовые или имперские иерархии труда, оказываются в некоторый период не компенсированы (или слабо компенсированы) внешними вторжениями, способными снова создать, мы используем модную фразу времен В. В. Путина, «вертикаль власти».
Все предшествующие системы извлекали из земледельческой общины (или иных форм крестьянского хозяйства, от царских (общих) или храмовых полей и хозяйств времен Древней Месопотамии и от свободной или принудительной аренды до Римских латифундий с рабовладельческим трудом – прибавочный продукт. Такой продукт мог отдаваться собирателям или владельцам с разной степенью ощущения справедливости и добровольности. Существенно, что он имел место, обязан был быть кем-то произведен.
Отклонения в восприятии. Когда нам кажется, что он иногда даже и не требовался – так граждане Рима до империи не платили налогов – это не верно. В реальности Риму хватало добычи от войн – это означает, что прибавочный продукт собирался с других подчиненных земледельцев или с рабов, И В ЭТОМ СМЫСЛЕ ОН БЫЛ ВСЕГДА. Когда Рим перестал побеждать, то вся налоговая нагрузка легла за исключением столиц на ВСЕ провинции.
Для нас существенно подчеркнуть, и мы уже показали это, что ВСЕ предшествующие политические социальные структуры этого периода необходимо и закономерно начинают со временем разрушаться и распадаются (или завоевываются более поздними варварами, ступающими на путь «прогресса» в обоих смыслах – «плюс» и «минус».
При этом и внутри этого процесса ВСЕ такие иерархии труда (а они являются монопольными в сфере
хозяйства как государства) приводят к
кризису своего земледелия вместе с кризисом политической власти. Логика
такого кризиса проста и закономерна. При изменении окружающей среды
политическая структура, как монопольная, не может перестроиться и запускает в
процессе своего функционирования собственные процессы разложения, описанные выше. Эти
процессы ухудшают эффективность использования прибавочного продукта
(собираемого путем фиска). Далее фискальная
нагрузка на земледелие возрастает в такой степени (это на обычном языке
сторонников исторического материализма – справедливо именуется «ростом
классового расслоения» – сейчас такое же происходит в Российской империи), что общая база сельского хозяйства (и
занятого в нем населения) сокращается. Государственная иерархия труда
принуждает к труду всех или иногда создает подкласс столичных иждивенцев, но
постепенно усиливает пресс изъятия прибавочного продукта на общество в целом, и
мы показали это как закономерность. И тогда у рядовых работников, в частности,
в земледелии возникает социальная леность и исчезает мотивация – творческий
труд воспринимается как рутинный (субъективная монотония), возникает отчуждение.
Позже государство или хозяйство, монопольное в сфере производства само начинает
давать сбои и перестает эффективно исполнять свои функции.
Примечание: По сути и по логике
нашей теории эксплуатации, см. ссылку, это
означает, что (государственная) иерархия
труда нарушила законы и пропорции разделения труда и запустила
сверхэксплуатацию. А потому разделение труда и его носитель – иерархия
труда управления и всех остальных видов труда начинает разрушаться. Земельное
хозяйство возвращается обычно к натуральному труду. Далее возникают периоды,
именуемые как «Темные».
Мы еще раз также напоминаем, что «изменение окружающей среды» в Ойкумене (и прекращение военных успехов империй) также должно рассматриваться нами как явление закономерное. Ведущий процесс развития – это выравнивание политической (распространенность государственности), военно-технологической, экономической, и остальных видов культуры.
Таким образом, земельная община, включенная в классовое хозяйство до периода достижения относительной плотности земледелия, как оказывается, закономерно не выходит за рамки своего процесса медленного развития, прерываемого постоянно срывами и деградацией одного и того же характера с возвратом к натуральным формам ведения общинного хозяйства.
То понимание роли и перспектив общины внутри иерархии труда, именуемой государством, нам следует дополнить верным пониманием роли больших поместий или частновладельческих иерархий труда в период империй или очагового земледелия
Мы далее обращаемся к другим сторонам окружения соседской общины.
Латифундии или крупные поместья – это частновладельческие (или даже на условной держании) земледельческие хозяйства с нанятой за деньги, или принудительно приданной (рабской или крепостной) рабочей силой.
Такие хозяйства имеют возможности развития в рамках той головной иерархии труда (государства), которая их санкционировала или обеспечила возможность существования. Такая отдельная частновладельческая иерархия труда уже имеет конкурентные отношения с аналогичными хозяйствами, если производит товарную продукцию,. Это означает, что она формирует технологию и может внедрять некоторые агрокультурные достижения в хозяйстве. Это демонстрирует, например, опыт Рима. Сложившееся рыночное хозяйство в Риме было уничтожено дальнейшим развитием (деградацией) собственно государства. – угнетением сначала рыночного хозяйства – инфляцией, а затем избытком фискальной нагрузки на все виды земледельческого хозяйства. Постепенный переход поместий к замкнутому натуральному хозяйству для обслуживания «своих» владельцев, его семьи и возможно клиентов и воинского контингента для охраны – дружины – это уже уклад не Рима как государства и его хозяйственных частей. Это этап возврата к натуральному хозяйству.
Что еще существенно в частной иерархии труда – она пытается взаимодействовать с государством. И государство идет ей навстречу. Удержание работников в поместье с целью обеспечить сбор налогов со всех «голов», а не только с владельца земли. И в этом потенциале (возможностей государства) поместье, удерживая работников силой (и законом государства) возле себя, повторяет воспроизводство всего ментального комплекса земледельцев-крестьян, связанных с землей. Труд становится также не мотивированным, хотя крестьяне стремятся спастись от сборщиков налогов и поместье пытается смягчить такую эксплуатацию государства. Отсутствие в мотивации к труду проявляется в том, что работники пытаются уйти, если статус работника – раб, то делаются попытки ломать орудия труда. Качество труда остается низким.
Есть еще одна проблема крупных поместий и других иерархий организации сельского труда как, например, государственных хозяйств (колхозов, совхозов – в СССР – этом нашем заповеднике древних архаичных социальных форм – парке Юрского периода). Работа в поле – вдали от хозяйского глаза – должна быть мотивированной. Или это не работа.
Примечание. И здесь, в части крупных хозяйств и при групповой
ответственности, всегда имел место разнобой в части оценки результатов труда –
сложность такой оценки. Автор как участник многих советских повинностей, в
частности сельскохозяйственной работы (якобы, «подшефная помощь» селу) может
сказать, что даже в уборке урожая
измерение результатов выполненного сельскохозяйственного труда всегда
представляло сложность. Так, например, молодежь, чтобы выполнить нужное за день
количество ящиков сбора продукции, могла набить ящик частью землей внизу, а
сверху положить собранные овощи – получается ЯЩИК. Если сбор идет по всей
продукции ящика, то умудрялись вниз положить камни. Совхозные нормировщики тоже
набирались опыта – они пересыпали ящики из одного в другой и т.д. Кроме того,
небрежно собранные овощи, порезанные лопатой или даже только поцарапанные
(морковь, картофель) быстро сгнивают при хранении. Много сложнее проверить
результат пахоты или посева. Крестьянин с сохой и лошадью может пахать
неглубоко или тракторист может провести культивацию по краям поля, а в центре
ее не делать – его выработка будет больше, а последующий урожай без необходимой
операции будет ниже. И дело не в народе, а в отсутствии мотивации, раньше
говорили, «заинтересованности». Еще в 1925–27 гг. в России, до коллективизации,
крестьяне новой русской общины саботировали полные посевы на своей земле, как
это требовало государство, принимающее хлеб в виде налога по фиксированной
низкой цене. У крестьян полные сундуки советских червонцев. А товаров для
деревни (керосина, скобяных изделий, посуды и т.д.) нет. Возникает «недосев» –
крестьяне сеют по краям поля, а в центре поля «пролысина». Местная власть
узнает об этом только осенью. Этот пример показывает, что там где работник
считает оплату несправедливой, он пытается уменьшить объем работ.
Но
в коллективном труде индивидуальный труд провоцирует возможность не работать
полноценно, при отсутствии достаточного «безусловного» контроля. Эта
особенность и известна социологам как социальная леность. Итак, в крупном
хозяйстве возможность для проявления социальной лености (лени за счет
остальных) резко возрастает.
Именно
этого не учли большевики (включая, прежде всего, Ленина). Ими предполагались
общая техника, общий труд и общая земля – аналог поместья и одновременно по
образцу крупного производства – аналог фабрики. А то, что работники разбросаны
на многие километры и работают в одиночку, и проконтролировать труд сложнее,
чем контролеру в цехе со штангенциркулем в руках, – социальным прожектерам было
не догадаться. Если же добавить уровень оплаты труда и вид оплаты (трудодни и
их уровень расчетом натурой после сдачи урожая «в закрома Родины»– полный
аналог III династии Ура – 2100 лет до н.э. – которая тоже
просуществовала около 70 лет), то о мотивации говорить не приходится. Избегать
такого труда, чтобы сохранить жизнь и здоровье, – становится делом крестьянской
«чести доблести и геройства».
Но нарушение мотивации, интересов тысяч или миллионов людей возможно только, если работники лишены возможности уйти от своей доли или бежать. Первые беглецы отмечены в истории земледелия уже в Древнем Египте, затем в первых «опытах» с рабским уводом земледельцев из Вавилонии в Хеттскую державу и в Митанни – люди бежали с полей на родину через горы. Позже возможность уйти становится серьезно обеспеченной. Так было в Риме Первом – не только с рабами в латифундиях, но и с арендаторами, колонами. Так было и Византии, в арабском мире, в Восточной Европе (второе издание крепостничества) и в Османской империи. Так было и в России после запрета Юрьева дня, когда крестьяне стали не уходить по праву и «рядиться», а просто бежать к боярам, в крупные вотчины, от мелких дворян и новодворцев, вынимавших душу из своих нескольких десятков крестьян. Тогда сельское население БЕЖАЛО на свои «украйны» – до Кавказа и до Тихого океана и Калифорнии. А государство чинно шло вслед за казаками – «гулящими людьми» и устанавливала власть. Так было и в Советской России с колхозниками, не имевшими права уйти из колхоза без получения «временного удостоверения» В ПРАВЛЕНИИ КОЛХОЗА. Так было с колхозниками, которых в городе предприятия не имели права принять на работу БЕЗ ВРЕМЕННОГО УДОСТОВЕРЕНИЯ (паспорта колхозникам не полагалось), а милиция без документа возвращала на постоянное место жительства в течение нескольких суток.
Россия знает и примеры коллективного ухода деревни «от коллективизации». Известна история, когда неизвестное поселение обнаруживают с гражданского самолета в 1950 году, после Отечественной войны. Это спасшаяся, целиком ушедшая от коллективизации община староверов раз в год посылала из тайги в большой поселок на рынок своего старика-старосту со шкурками зверя – вместо денег, чтобы купил соли, металлических изделий, снасти и инструмент. «Управясь с делами» старик незаметно исчезал с базара. Народ его ходил в домотканой одежде и в лаптях, зато выиграл 20 лет свободной жизни, выделялся «могутностью» – пишет автор. Всему населению власть, добравшаяся до беглецов, дает срок «по статье 58-10 за антисоветскую агитацию и 58-11, за организацию» [Солженицын А. И., с. 336].
Итак, мотивация в поместьях, латифундиях и централизованных хозяйствах
типа колхозов и совхозов, заменена на
запрет ухода из хозяйства. Но это «крепостничество», мы уже говорили, не
есть феодализм, поскольку запрет перехода реально поддерживается вполне
реальным государством, и хотя «утечка» (как в случае России до
Мы показали, что даже частное конкурирующее хозяйство как иерархия труда не может полноценно развиться в имперской государственной системе, поскольку сама система ограничивает развитие ВСЕГО ОБЩЕСТВА В ЦЕЛОМ, и при разрушении тянет все общество за собой вниз к натуральному самообеспечению.
Это и есть новая особенность – феодализм. То , что ранее именовали «политической раздробленностью. Но до сих пор мы говорили об иерархии труда только как монопольной в хозяйстве или как господствующей как государственная иерархия труда над конкурирующими земледельческими иерархиями труда.
Однако, как мы прекрасно знаем, иерархии труда именно при феодализме становятся не монопольными, теряют свою монополию внутри относительно единой этнической (или культурно-хозяйственной) целостности.
Наша задача – найти причину мотивированного развития крестьянского
хозяйства в рамках реалий множественных иерархий земледельческого труда и в
условиях ОТСУТСТВИЯ ЖЕСТКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ФИСКАЛЬНОГО И СОЦИАЛЬНОГО ДИКТАТА
